— Лучше жалуйтесь в особое управление, лично свогору Сото. Скажите, что Ува шлет ему привет и интересуется здоровьем его гончей.
Наверное, Паку полагалось бы испугаться или сунуть дворнику пару галлов за беспокойство, но время и так поджимало, поэтому он коротко поблагодарил, заверил, что если не найдет запонку, то лучше в люке и заночует, после чего бодро пополз по лестнице вниз. Кабан свесил морду ближе прочих и покачал ей из стороны в сторону, будто на самом деле давно раскусил планы Пака, но решил никому не рассказывать.
Клу шумно сопел на ухо, надышавшись испарениями. С каждым ярдом спуск становился все труднее, свет и чистый воздух постепенно исчезали, как и надежда, что и этот вход не окажется пустышкой. Но до самых стоков им спускаться не пришлось: Пак нащупал на одной из скоб едва ощутимую выемку, надавил на нее и перешагнул в открывшуюся рядом нишу, напоследок бросив взгляд наверх, где старший полицейский кричал на младшего и отправлял того в погоню.
Cтоило Паку ступить на плиту тайного коридора, как дверь вернулась на прежнее место, отгораживая его от канализации. Здесь было еще темнее, но воздух стал намного чище. Клу говорил, что ему проще притягивать удачу, чем разбираться в своих ощущениях, поэтому Пак положил руку на стену и на первой же развилке повернул направо. Затем еще дважды направо и вниз по полуразрушенной лестнице.
Чем дальше он уходил, тем светлее становилось. Ярче ли сиял орнамент на стенах или глаза просто привыкали — он не разбирался, только упрямо шел вперед, уже мало рассчитывая на успех.
Кажется, он отшагал целую милю, пока не наткнулся на первого человека, беззаботно бредущего с деревянным ящиком в руках, поверх которого стоял светильник. Пак просто переждал его в боковом коридоре, вне светового круга, потом поспешил дальше, ругаясь про себя за то, что не додумался закрыть глаза и снова почти ничего не видел.
— Эй! Вот здесь ее оставил, — впервые заговорил Клу.
— Уверен?
Комната была совсем крохотной и воняла гнилой картошкой. Фредерики здесь уже не было, как и каких-то ее следов. Зато по ближайшему коридору постоянно кто-то сновал.
— Уверен, вон те выбоины на стене очень специфические.
— И как они собираются править республикой, если даже картошку не смогли вовремя перебрать?
Пак тоже увидел те самые выбоины, тремя полосами наискось, в десяток дюймов длинной, как когтями царапнули. Такие ни с чем не спутаешь.
— Все же идиот, — Клу говорил тихо, себе под нос, так чтобы Пак и слышал, и повода затеять спор не имел. — Притащился в казематы за доньей, которая ему не давала и не даст! Даже Бенита поверила тебе сразу только потому, что второго такого идиота в мире не существует. Другой бы уже воспользовался доньей на все триста галлов, и мамашу бы осчастливил напоследок. Бесплатно. Хотя старая шл…
— Клу, а почему ты не любишь доний? Что-то личное?
Пак спросил едва слышно, а сам осторожно прошагал насквозь оживленный коридор и свернул в одно и самых тихий и темных ответвлений. В котором, к тому же, меньше всего воняло гнильем.
— Личное, ага. Стервы и потаскухи, вот кто твои доньи.
— И ни одной порядочной тебе не попадалось?
— Одна, — верж ответил с задержкой, нехотя. — Работала в госпитале, где лечили всех подряд, в том числе бродяг, пьяниц и не совсем людей. Дружки притащили меня туда с располосованным брюхом. Тогда я был еще высоким, больше четырех футов. Но в обычной больнице все равно лечить отказались, мол, рожей не вышел и органы крохотные, точно у ребенка. А донна Ионита только прикрикнула на дружков, чтобы держали покрепче, вытащила инструменты и начала шить, прямо в приемной. Потом уже сестры прибежали, дали мне подышать каким-то газом, отчего отключился сразу. Но до сих пор помню и боль, и ее сосредоточенное лицо. Бледное такое, а под глазами синева. Представляешь, домой уже шла, после суточного дежурства, а все равно не бросила вержа умирать, решила спасти, хотя и безнадежно почти было. Дальше меня вроде как отпустило, потратил чуток удачи на выздоровление и снова живым себя почувствовал. Проведывать меня ходила, эта донна, дважды в день, как по часам. Разговаривала, смеялась, ругала, что не хочу двигаться и не слушаю медсестер. Я потом выздоровел и вроде как в шутку ухаживать за ней начал. Оно к чему бы донне мелкий верж, конечно, но я своего упускать не привык!
— И?
— И ничего. Подхватила она воспаление легких, не лечила еще, все на ногах и на ногах. А когда все же сдалась коллегам — шансов выкарабкаться почти не было. Я ходил к ней, поддерживал, уговаривал сесть на Серебряный поезд и ехать к ушшам, но Ионита только головой качала, знала, что не доедет. Вот я и… А потом не стал даже не глаза показываться. Это с четырьмя футами роста смешной, но все же мужчина, а в половину руки — так, пародия, навроде комнатной собачки.
Ответить на это было нечего. Пак понимал Клу, тоже не полез бы к любимой женщине в таком состоянии. Пусть бы и не бросила, но висеть на ее шее ярмом — тоже испытание. Но не любить из-за этого всех доний разом — перебор! Хотя Пак и сам не слишком-то…
Фредерика выскочила на них сама, точнее неумело попыталась огреть по голове обломком кирпича, так громко охнув при замахе, что Пак успел не только обернуться и перехватить тонкое запястье, но и второй рукой зажать девушке рот.
— Тс-с! Свои! — и отпустил ее только дождавшись утвердительного кивка.
— По голове ее и уходим скорее! — предложил Клу, но Пак только сгреб дрожащую Фредди в объятия и прижал к себе.
Сердце ее колотилось, как у пойманной птички, а тело казалось обледеневшим. Неудивительно, из одежды на Фредерике оказалась только тонкая рубашка, а волосы будто отсырели. Пак сразу же снял пальто, набросил ей на плечи и потом всучил в руки всю связку амулетов.
— Твоя матушка передала.
— Мама? Сама?
Говорила она тихо, неуверенно, но Пак и не слушал толком, схватил ладонь Фредди и потащил дальше по коридору. Надо побыстрее найти безопасный выход и убраться из казематов Братства. Клу затаился и не спешил подсказывать дорогу, а сам Пак с трудом мог наложить карту с метками на пройденный ими путь. Вроде бы здесь недалеко должен быть выход Карлоса, но через него тоже попробуй пробейся. Оставалось надеяться только на удачу маленького вержа и то, что на нее он истратит не так много своего роста.
— А ты знаешь, где выход? — прошептала Фредди. — Я долго здесь бродила — и ничего. Думаю, придется прорываться с боем.
В подтверждение она негромко бряцнула амулетами, но Пак только покачал головой. Сам он не настолько умелый боец, чтобы в открытую выходить против нескольких противников, Фредерика же и вовсе изнеженная донья, которая разве что оплеуху отвесить может или коленом в пах, если первое не подействует. Но для начала выход нужно хотя бы найти, а дальше будут думать.
— Нет никакого выхода, всюду опасность! — Клу на секунду мелькнул на плече Пака, потом заорал: — Берегись!
