Хотите я их соберу? — предлагаю я, окидывая взглядом и кровать тоже. Та, все так же неприбранная, является живым напоминанием о свершившейся в ней измене…
Оставь, Шарлотта, — усталым голосом отзывается Адриан. — Разбитую «вазу» все равно не склеить… — И присаживается на диван, вплотную придвинутый к большому французскому окну. Потом похлопывает по месту рядом с собой: — Присаживайся, я не кусаюсь.
Я знаю, — бодрюсь я, хотя сердце почти замирает в груди. Я еще ни разу не сидела так близко к нему да еще в ночном полумраке… его собственной комнаты, в которой — хочу я того или нет — все еще витает призрак Франчески.
Сажусь и всем телом ощущаю, как от сидящего рядом мужчины исходит одурманивающий аромат мужского парфюма, так восхитившего меня еще при нашей первой встрече (вспоминаю об этом и улыбаюсь), и как его тепло медленно притягивает меня к нему, словно невидимым магнитом, это я ощущаю тоже (как же хочется положить голову на его плечо и забыть обо всех наших треволнениях)…
Можно я…
Посмотри…
Произносим мы с ним одновременно, и это вызывает наши обоюдные улыбки.
Что ты хотела сказать? — интересуется он наконец.
Я хотела… хотела спросить, можно ли мне положить голову на ваше плечо?
Адриан на мгновение задумывается, а потом качает головой:
Лучше не надо, Шарлотта, — произносит просто. — Давай лучше на звезды смотреть.
Я предпочитаю смотреть на бабочек, но сейчас молчу об этом — звезды так звезды, пассивно размышляю я, рядом с ним мне безразлично на что смотреть, лишь бы мы делали это вместе. Жаль только, что он не позволил мне положить голову на свое плечо…
Я ничего не знаю про звезды, — признаюсь я ему.
И он неожиданно улыбается:
Я тоже, Шарлотта, мне просто нравится, как они мерцают в ночном небе. Бесстрастные ко всем человеческим горестям и напастям…
Мы снова замолкаем, смотря сквозь большое окно на расстилающееся перед нами небо, а потом я произношу:
Я вовсе не радуюсь тому, что с вами случилось… Юлиан был неправ.
Я знаю, Шарлотта, — снова вздыхает он. — Я знаю.
То, как Юлиан поступил с вами… это бесчестно и мерзко, — выпаливаю я с горячностью. — Он не должен был этого делать…
Адриан кладет свою руку поверх моей и слегка сжимает ее — своего рода благодарность за мое сопереживание.
На самом деле я не могу осуждать Юлиана, — произносит он в темноту. — Франческа добровольно пошла на это, никто ее не заставлял.
Возможно, и так, но я уверена, что Юлиан был особенно настойчив, соблазняя ее.
Он сделал это назло вам, — все-таки решаюсь сказать я. — Знаю, вы не хотите о таком думать, но я знаю, о чем говорю… Мне не просто так пришлось спать в комнате с бабочками!
Он поворачивает голову и вглядывается в мое лицо.
Хочешь сказать, что…
Да, у него был второй ключ от моей комнаты…
Боже, — Адриан проводит рукой по своим волосам. — Не знаю, что и думать…
Вы не должны позволять ему так поступать с собой!
Он мой сын, Шарлотта.
Нет, ваш сын Александр, а Юлиан…
Он тоже мой сын, — с нопором повторяет мой собеседник. — И я обещал Элеонор, что буду присматривать за ним… И даже если мне придется терпеть такое… значит, так тому и быть.
Вы мазохист? — я округляю глаза в притворном ужасе.
Нет, просто я привык держать свое слово.
Что в данном случае является одним и тем же, — хмыкаю я в сторону.
Адриан невесело улыбается — наверное, мои суждения кажутся ему поверхностными, ведь у меня нет своих детей.
Вы любили ее? — решаю я сменить тему нашего разговора. И пусть эта тема тоже не самая безобидная, но по сути это тот самый вопрос, ответ на который я по-настоящему хочу знать…
Ты задаешь трудные вопросы, Шарлотта.
Когда любишь, — замечаю я скептически, — на них очень просто ответить.
Возможно, ты и права, — легко соглашается он, откидываясь головой на спинку дивана. Моя шея тоже слегка затекла, и я сползаю немного ниже, поджимая ноги под себя.
Не замерзла? — спрашивает меня Адриан, заботливо протягивая плюшевое покрывало.
Спасибо. — Он накидывает покрывало на нас двоих, и мы продолжаем смотреть на звездное небо. Сегодня звезды убаюкивают меня почти так же верно, как и мои любимые бабочки…
Я просыпаюсь от воинственного вскрика и щелканья ножниц перед глазами.
Вот тебе, мерзкая шлюшка, вот тебе, дрянь беспринципная! — приговаривает надо мной Франческа, крамсая волосы на моей голове. Я испуганно охаю, когда она пребольно тянет мои каштановые пряди, и хочу приподнять голову, но острия ножниц мелькают так близко от моих глаз, что я боюсь остаться слепой и зажмуриваю глаза.
Что ты творишь?! — слышу я гневный окрик Адриана, который врывается в комнату и оттесняет разъяренную валькирию в лице своей бывшей возлюбленной подальше от меня. Та брыкается и рычит с такой бешеной яростью, что Адриану приходится обхватить ее вдоль тела, чтобы утихомирить ее мстительные нападки в мой адрес.
Эта мерзкая шлюха уже пробралась в твою постель, — рычит она злобным голосом. — Юлиан был прав — ей только то было и нужно! Гадина. Сучка… Ненавижу ее… Еще и дня не прошло… Отпусти меня, черт тебя подери! — последнее явно относится не ко мне.
Я наконец поднимаюсь с дивана и провожу рукой по своим волосам…
Половина из них остается лежать там же, где только что покоилась моя голова.
От шока я почти ничего не соображаю, только подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение… Праведный боже, что же она со мной сделала?!
Не мог и дня потерпеть? — продолжает неистовствовать Франческа, только теперь ее гнев направлен на Адриана. — Едва выставил меня за дверь, как сразу же нашел мне замену, сукин ты сын, Адриан Зельцер! И что, как тебе эта рыжая бестия с ангельским личиком, что обманом втерлась в наш дом и разрушила наши с тобой отношения…
Ты сама с этим прекрасно справилась, — парирует ей Адриан, продолжая удерживать женщину обеими руками.
Я убъю эту рыжую сучку! — верещит она снова, и во мне словно что-то щелкает: я отхожу от зеркала и с размаху влепляю Франческе оглушительную оплеуху. Ее голова дергается, как у марионетки, и итальянка хватается за враз вспухшую и покрасневшую щеку.
Сама потаскуха, — кидаю я ей, ожигая мгновенно присмиревшую женщину ненавидящим взглядом, а потом с высоко поднятой головой выхожу вон.
Реветь хочется так, что приходится сжимать горло руками, чтобы не перебудить весь дом своими стенаниями — нет, я не доставлю Франческе такого удовольствия! Падаю на край кровати и продолжаю ощупывать изувеченные волосы на голове, давясь невыплаканными слезами и обидой на весь мир.
