— Потому что он сумасшедший и ему нравится играть в кошки-мышки. Даже в том случае, если в роли мышки выступает он сам. И потом, я полагаю, что никакая сила в мире не заставит его уехать из Франции, где его сердце удерживает столько интересов. Возьмите флакон! И действуйте так, как я вам сказал. И помните только одно. Если Бофор сложит голову на плахе, вам тоже не удастся долго оплакивать его. Я вас задушу собственными руками.
— Вам не придется так утруждать себя, герцог, — возразила Сильви. — Если умрет Франсуа, я тоже умру. Ваша помощь мне не понадобится. К тому же если я вас послушаюсь, то подпишу приказ о собственной смерти. Вы полагаете, что король оставит меня в живых, если я убью его министра?
— Вполне возможно, ведь если вы проявите достаточно ловкости, вас никто не заподозрит. Разве вы не выпили раньше Ришелье? Яд нужно бросить в его бокал перед тем, как вы нальете ему вина. Меня заверили, что этот яд действует очень быстро. Что-то вроде «аква Тофана», столь дорогой сердцу венецианцев… А потом, — цинично добавил герцог, — если вас арестуют, вы, по крайней мере, сможете утешать себя тем, что вы спасли того, кого любите…
Теперь все стало ясно окончательно. Сильви ясно дали понять, во что ценит ее жизнь Сезар Вандомский. Она протянула руку:
— Давайте! — решительно произнесла мадемуазель де Лиль, оставив сомнения.
Широкая улыбка осветила лицо ее мучителя:
— Надо же, вы стоите большего, чем я думал! Естественно, это должно остаться между нами.
Сильви мгновенно вышла из себя и, давая волю своему гневу, кипевшему в душе чуть ли не с самого начала разговора, выпалила:
— Не принимайте меня за глупую гусыню! Вы что думаете? Я стану размахивать этим флакончиком под носом у первого встречного и сообщать всем и каждому, что, поклявшись сжить со света кардинала, вы не нашли ничего лучшего, как превратить меня в отравительницу? Если герцогиня об этом узнает, она умрет. А я ни за что на свете не хочу ей причинить ни малейшей боли.
— Тогда проследите за тем, чтобы ей не пришлось страдать, потеряв сына!
— Ах, как вы находчивы! Во всяком случае, мне хотелось бы знать, что вы будете говорить епископу де Коспеану, когда пойдете к нему на исповедь. Я полагаю, об этом вы промолчите, — Сильви помахала флакончиком. — В таком случае ваша исповедь будет неискренней и вы отправитесь прямиком в ад, если смерти будет угодно забрать вас прежде, чем вы смоете с себя это преступление! И меня это только обрадует!
Выпалив последнюю фразу, Сильви спрятала флакон с ядом в карман платья, подобрала накидку, которую сбросила, когда пришла, и резко повернулась спиной к герцогу. Не подумав даже сделать реверанс, она высоко вскинула голову и быстрыми шагами вышла из комнаты величественной походкой королевы.
Но, спустившись по лестнице, Сильви вынуждена была остановиться и перевести дух. Можно было подумать, что она долго бежала. Ее сердце бешено колотилось где-то в горле, девушка побоялась, что сейчас упадет в обморок. Чтобы успокоиться, она присела на старый сундук. Ей вдруг отчаянно захотелось немедленно проглотить все содержимое проклятого флакона и покончить раз и навсегда с этой жизнью, которой нечего больше было ей предложить.
Франсуа подрался на дуэли из-за женщины, его любовницы. Но на самом деле он любил другую, и это была не Сильви. Ее он никогда не полюбит. Потом девушка подумала, что ее смерть никак не спасет Франсуа, если она умрет сейчас. Он на самом деле подвергается большой опасности, потому что ему не приходится ждать милости ни от короля, ни от кардинала. Королева, вне сомнения, станет просить за него. Но много ли стоят просьбы женщины, которую ненавидит кардинал, а король не чает, как от нее избавиться?
Сильви посидела так немного, пытаясь привести в порядок свои мысли. И тут ее осенило — если Франсуа арестуют, она все сделает так, как приказал ей герцог Вандомский. Но только она добавит яд в графин и выпьет отраву вместе со своей жертвой. По крайней мере, все будет кончено и у нее появится одно преимущество. Так ей удастся избежать ареста и ужаса публичной казни на глазах у толпы… И возможно, пыток. Да, сомневаться не приходится, это наилучшее решение. А потом, может быть, господь простит ее…
Немного успокоенная, Сильви снова спрятала пузырек в карман, завернулась в накидку и подошла к карете как раз в ту минуту, когда прибежал лакей с канделябром. Но молодые глаза девушки уже привыкли к темноте.
— Ну что? — поинтересовалась Жаннетта.
— Прошу тебя, не задавай мне сейчас вопросов! Может быть, позже я тебе расскажу…
Ворота распахнулись, и, покачиваясь на камнях мостовой, карета покатила обратно в Лувр.
На следующее утро Сильви получила приказ собираться. Она еще не пришла как следует в себя после ужасного вечера, который мог бы быть таким приятным, но выбирать не приходилось. Ей следует сопровождать королеву в аббатство Валь-де-Грас. С ее величеством поедут только де Ла Порт, Мария де Отфор и она. В этом Сильви увидела знак особого доверия. Это ее тронуло. Да и Мария подтвердила: королева любит своего «котенка» и очень хочет послушать, как Сильви будет петь в часовне.
Монастырь, расположенный в пригороде Сен-Жак, был дорог сердцу Анны Австрийской по многим причинам. Во-первых, именно она шестнадцать лет назад отдала приказ начать его строительство. Во-вторых, в обители у нее было отдельное помещение с видом на сад, где ей нравилось отдыхать. И наконец, аббатство принадлежало ордену бенедектинок и располагалось за стенами столицы, на проезжей дороге, вдоль которой стояли только монастыри. Так и должно было быть на этой знаменитой дороге, по которой в течение многих веков шли паломники в Сен-Жак-де-Компостель помолиться возле усыпальницы святого Якова. Но королеве она напоминала о другом. Эта дорога вела в Испанию. Именно в этом монастыре Анна Австрийская чувствовала себя как дома. И настоятельница, Луиза де Милли, ставшая матушкой Сент-Этьенн, была ее преданной подругой. Тем более верной, что, рожденная во Франш-Конте, она когда-то была подданной короля Испании.
Верный своим полицейским привычкам, кардинал попытался найти себе парочку шпионок среди здешних монахинь, но, судя по всему, ему это не удалось. Но, может быть, что, попав в окружение, полностью преданное их благодетельнице, кардинальские соглядатаи так и не смогли ничего передать своему хозяину.
Днем Анна Австрийская вела почти монашескую жизнь. Она участвовала в службах, ее голос, исполненный искренней веры, сливался с хором монахинь. Она делила с ними трапезу. Ее маленький домик окнами в сад состоял всего из двух комнат — на первом этаже гостиная со стеклянной дверью-окном, а на втором этаже спальня, выходящая на крохотную террасу. Что же до Марии де Отфор и Сильви, им было позволено спать в двух кельях позади домика. Но Сильви очень быстро поняла, что в этой монашеской обители, по крайней мере в той ее части, где жила королева Анна, ночь не была создана для сна. Именно в это время здесь начиналась самая бурная деятельность. Когда они только что приехали, Мария попыталась вразумить свою юную подругу еще до того, как та начнет задавать вопросы.
