— Благодарю и я, — чуть раздраженно откликнулся Хранитель. — Но был бы еще больше благодарен, если бы кто-нибудь потрудился объяснить, с каких это пор солома стала так высоко цениться?
Эрвар с улыбкой поклонился Соколу.
— Ну... вероятно, госпожа оценила тонкую работу. Я сам сплел эту цепочку и, видят Безликие, очень старался... — Эрвар уловил растущее недовольство господина и продолжил серьезнее и учтивее: — Цепочка на несколько месяцев убережет госпожу от любой болезни, даже раны будут заживать быстрее, хотя, конечно, упаси нас Безликие проверить это. Я недавно вымочил солому в соке подлунников — есть в Подгорном Мире такие цветы. Высокие, человеку до плеча... — Охотник теперь обращался к Арлине, вспомнив про ее интерес к лекарственным растениям. — Стебли толстые, мясистые, венчики белые, плотные, как чаши, лепесток к лепестку туго ложится. А внутри всегда влага — сок, стало быть. Он-то и дорог — но только в живом цветке, во флягу не соберешь...
Не прерывая рассказа, Эрвар медленно пошел вдоль стола к своему месту. Теперь его слова были обращены ко всем присутствующим. Он держался, как опытный актер, знающий, что публика его любит и ценит.
— Цветы днем закрыты, раскрываются под лунным светом. Потому и название им такое дано. Я положил цепочку в цветок на рассвете, когда он готов был сомкнуть лепестки в твердый шар, а достал вечером...
— Лунный свет? — пискнула одна из сотничьих жен (Орешек так и не запомнил, кого из этих куриц как зовут). — Но откуда в Подгорном Мире лунный свет? Как он под землю-то попадает?
Эрвар снисходительно улыбнулся:
— Это общее заблуждение, почтенная. Все считают Подгорный Мир глубокой пещерой, где царит вечный мрак... Нет, там есть и небо, и солнце, и ветер. В погожие дни эти края выглядят весьма привлекательно. А что до луны, то их там даже две... Да, две! — возвысил голос Охотник, перекрывая недоверчивый ропот. — Одна почти как наша, только побольше и вроде как к земле поближе. А вторая — маленькая, красная, от нее и света почти нет. Она появляется в небе чуть позже большой, но движется быстрее, обгоняет свою подружку и первой прячется за горизонт. А солнце там похоже на наше...
— Почему же этот мир называется Подгорным? — полюбопытствовал шайвигар.
— Пороги Миров — их еще называют Вратами — находятся чаще всего в горах: пещеры, расселины, жерла потухших вулканов... Но это не обязательно: я знаю один на берегу моря, в подводном гроте. Есть, говорят, и в Недобром лесу, но я там не бывал. Мне ведомы семь Порогов, одному моему приятелю — десять...
— Правда ли, что между мирами — ворота из чистого золота? — не удержался Орешек, вспомнив слышанные в детстве сказки.
— Увы, нет, господин мой! — развел руками Эрвар. — А жаль. Тогда нашему брату Охотнику далеко ходить бы не пришлось. Нам бы и ворот хватило...
Керумик хихикнул, подлизывая стекающий по запястью жир.
— Самое подлое в этих Порогах, — помрачнев, продолжал Охотник, — то, что они редко выводят на одно и то же место. Взять хоть дверь из этого зала. — Эрвар покосился через плечо, словно проверяя, на месте ли упомянутый предмет. — Это славная, честная дверь. Когда ни открой — на дворе очутишься. А какая-нибудь сквозная пещера, которую находишь по воле Безликих и скрываешь, как душу свою, от других Охотников, сегодня приведет тебя в болото, завтра — на карниз над пропастью, послезавтра — в заросли крапивняка... кусты такие, жгут хуже кипятка, на всю жизнь следы остаются.
— Хорошо еще — далеко не раскидывает, — азартно вмешался Керумик, — можно сообразить, где находишься. Там скалы везде, да чудные, будто их нарочно кто вырезал... на зверей похожи, на птиц, на людей. Даже посреди болота скалы понатыканы. А в одной скале есть трещина — узкая, глубокая... Она ведет в Бездну, туда можно спуститься, я пробовал...
Все умолкли, неловко переглядываясь и не зная, как реагировать на столь явную нелепость. И тут сквозь смущенное похмыкивание и фырканье прорвался простодушно-недоуменный голос одного из сотников:
— А на кой туда лезть было раньше времени, в Бездну-то? Что ты там забыл?
Дружный хохот взлетел под потолок трапезной, отразился в каменных сводах и эхом рухнул вниз.
— Ах, — картинно огорчился Эрвар, — неужели и я когда-то таким дураком был?!
Керумик уткнулся в недоеденный кусок оленины.
Эрвар подхватил разговор умело и гладко, как искусная пряха соединяет оборванные концы нити:
— Воистину скалы Подгорного Мира хранят много тайн — чаще всего недобрых. Взять хотя бы место, где мы с Керумиком нашли подлунники. Не очень высокий — в три человеческих роста — утес с плоской вершиной и отвесными склонами. Склоны эти пористые, легко поддаются ножу. Если с небольшого расстояния выстрелить в утес из арбалета, стрела наполовину уйдет в склон. Так и взбираемся наверх: всаживаем несколько стрел, получается лестница... Но самое интересное, что лестница там уже есть. Прекрасные, глубокие ступеньки, аккуратно выдолбленные в крутом откосе. Только никто ею не пользуется. Нельзя по этой лестнице подняться наверх. Человек доходит до середины, превращается в облачко тумана и рассеивается по ветру. Мой учитель так потерял напарника.
— Вранье небось... — ошеломленно протянул дарнигар.
— Может, и вранье, — охотно откликнулся Эрвар. — Но на себе я это проверять не стану, и Керумику не позволю... И на Черный Кряж не сунусь... — Охотник внезапно посерьезнел, голос его дрогнул. — Во всяком случае, еще не скоро...
— Что это за Черный Кряж? — поинтересовался Аджунес.
— Там мало кто бывал, — сдержанно, без улыбки ответил Эрвар. — Невысокий горный хребет... издали кажется, что он вырезан из плотной черной ткани и натянут на горизонт. Когда наступает ночь, он весь усыпан огненными точками. Там пещеры, много пещер, и те, кто в них живет, разводят костры...
— А кто в них живет? — замирая от сладкого страха, спросила одна из сотничьих жен.
Эрвар печально взглянул на женщину.
— Там живут такие, как я, — мягко ответил он. — Когда-нибудь и я окончу там свои дни.
Он обвел взглядом сидящих за столом.
— Мое ремесло считается самым опасным на свете, но почему? Разве воин и зверолов не рискуют своими жизнями? Разве моряк, сражающийся со штормом, не ближе к Бездне, чем мы с Керумиком?.. Нет, смерть — это не самое страшное...
Эрвар опустил голову. Никто не посмел встрять с вопросом.
— В Подгорном Мире много ловушек, но самая страшная ловушка — это он сам, — медленно продолжал Охотник. — Благосклонны боги к тому, кто, сходив туда два-три раза и оставшись в живых, сумеют остановиться, продать добычу и заняться чем-нибудь другим. Завести трактир, лавку или, скажем, мастерскую... Говорят, такие счастливчики бывали, хотя сам я не встречал ни одного. Мне ли не знать, какой ласковой пиявкой присасывается к человеку Подгорный Мир, если сразу не убьет. Ни женщины, ни игра, ни вино не заглушат в ушах его проклятый беззвучный призыв. И однажды понимаешь, что край, где ты родился и рос, чужой для тебя, начинаешь им тяготиться, все чаще уходишь за Порог, возвращаясь лишь для того, чтобы сбыть добычу... хотя деньги тебе уже не нужны, нет от них ни радости, ни пользы, а Подгорный Мир понемногу делает свое дело: изменяет тебя так, что в конце концов перестаешь быть человеком... и сам знаешь, что среди людей тебе уже не место... и навсегда уходишь туда, в пещеры Черного Кряжа. Так ушел когда-то мой учитель, так уйду и я. И если мы с ним там встретимся, один из нас убьет другого... даже если мы сумеем друг друга узнать...
