Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
– Я что хотел сказать, ты, конечно, в своём праве, – упорно гнул Валька, а я почти догадывалась, чем это кончится. – Но, пожалуй, придется принять меры. Твоя рассеянная жизнь начинает сказываться. Я возьму под расчет у Паши, он даст, сколько надо, и позовём твоего юношу обратно, от крупной суммы он не откажется. Только ради тебя, ты уже вошла в штопор.
Я многого ждала от бывшего друга, но чтобы он вот так… Дальнейшее контролировал фамильный рок, и он явил благосклонность. Ящик оказался под рукой, я пошарила там не глядя. Одно орудие за другим, через стол полетело всё, что набралось, стрелы находили цель и звякали на полу, иногда не сразу, а задерживаясь у цели. С ужасом припоминаю, что острые зубья вилок меня отнюдь не смущали, наоборот, наследие предков, Хельмута, Меты и Вильгельма крутилось в воздухе особенно лихо и метило жертве в голову.
Валька не сразу сообразил закрыть лицо, но затем снаряды ударялись о локоть, что меня страшно раздражало, но в конце концов отрезвило. Я вникла, что результаты получаются мизерными, и сбавила дьявольские обороты воздушного конвейера. (Припоминается, что с Маргаритой в романе Михаила Афанасьевича Булгакова случилось нечто похожее на квартире критика Латунского.)
– В следующий раз туда пойдет и Бернгард, – пообещала я компаньону, когда он выглянул из-за локтя, нож под именем Бернгард я с трудом удержала при себе. – Лезвие стальное, подлинный Золлингер. Но следующего раза не будет, знаешь почему?
– Я был неправ, давай забудем, – предложил Валька, издали оценивая возможности Бернгарда, но руку держал согнутой и наготове.
– Нет, это я была неправа, – голос был не мой, но не от возбуждения, так изъяснялся фамильный рок, я слышала однажды, и не дай Бог! – Перепутала службу с дружбой, покорно прошу прощения. Теперь будем жить так. Всё, что имею сообщить, я буду докладывать Паше лично и непосредственно. Пускай Паша втроем со всеми братьями Обольяниновыми выясняет, кто взломал галерею «Утро века» и что там искал. Кому померещились спрятанные клады по неуважительной причине неумеренного пьянства и неприличного корыстолюбия. Дальнейшие контакты – исключительно по делу, в конторе изволь соблюдать корректность. Теперь пошёл вон и дверь захлопни!
– Слушай, крошка, я ведь извинился, – начал было Валентин, слегка опамятовавшись. – Твоя тевтонская ярость меня переубедила. Пожалуйста, можешь быть валькирией в полете. Я осознал, каюсь, больше не допущу.
– Я повторю еще один раз. Пошёл вон отсюда, – тем же голосом проговорила я. – Когда проспишься, доложи Паше подробности моей рассеянной жизни, ему будет приятно.
Изложив финальное заявление, я покинула кухню, ушла в комнату разбирать чемодан, а после заперлась в ванной. Сквозь шум воды я услышала, как дверь наконец хлопнула. Могло быть хуже, жертвы фамильного рока не всегда уходили со сцены своим ходом, некоторых, особо невезучих уносили вперёд ногами, если верить семейным преданиям. Правда, в прошлом веке и в начале истекшего.
Лично я наблюдала действие семейного проклятия всего один раз, не считая сегодняшнего, но уже тогда поняла, что без такого наследства можно было обойтись. В шестнадцать своих глупых лет я однажды вернулась домой позже дозволенного со следами размазанной помады на лице. Не знаю, что задело папу больше, наличие запрещённой косметики либо догадка, куда она частично делась – но беднягу занесло за забор педагогики. Он высказал ненужное предположение, что дочка рановато пошла по плохому пути, но не просто так, а следуя дурным примерам. Я не очень поняла, что имел в виду забывшийся папа, но вот мама…
В одно мгновенье ока большой хрустальной вазы как не бывало, а осколки валялись у папиных ног. Далее он прикрывался рукой, а я зажмурила глаза и только слышала грохот, жалобное звяканье и треск деревянных деталей. Далее, из ванной комнаты, под льющуюся воду, я услышала тот самый голос, какой признала сегодня. Мама промывала отцу раны и спокойно поясняла, что в следующий раз рука не дрогнет, на сей раз она с трудом сдержалась, пожалела дочку.
Впоследствии мама нашла время объяснить, что чудовище, заложенное в генах, проявляет себя при определенных условиях. Мужчины в материнской семье так реагируют на неспровоцированное физическое насилие, для дамской половины достаточно бывает умышленного словесного оскорбления. Любые глупости, сказанные не со зла, рок пропускает мимо ушей, но не терпит намеренной агрессии, в особенности со стороны близких. А Валька, чёртов идиот, специально постарался, всю ночь, небось, провел в нетрезвых размышлениях и придумал, как задеть младшую компаньонку побольнее.
Что касается угрызений совести, то с моей стороны они носили скорее формальный характер. Я знала, что сдержать себя не смогла бы, против рока нет приёма, но было отчасти неловко, что швырялась посудой в компаньона, будто он муж или любовник. А также чувствовала некоторое облегчение, что дело обошлось малой кровью, Валентина не пришлось даже перевязывать.
Однако дальнейшие перспективы сотрудничества были безотрадны. Помнится, что мама не желала разговаривать с отцом почти месяц, а он посматривал на неё с опаской где-то с полгода. Понятно, что такие штучки отношений никак не цементируют, ни семейных, ни тем более деловых. Хотя с неверным другом Валентином я сполна расплатилась за предательство, а ведь всю дорогу мучила себя мыслью, как нам строить отношения, и что следует из его хамского пренебрежения. Вот оно и последовало, видит Бог!
Забираясь в постель поздним утром и отключая телефон, я более не анализировала своих состояний, а твёрдо решила держаться подальше от закрытого дела Рыбалова, оставить только Людмилу Мизинцеву, если ей понадобится помощь, тут занятие было святое и чистое. Из дальних странствий возвратясь, я никаких вещих снов не видела, спала, как деревянная чурка почти до самого вечера, а проснулась с мыслью о зачарованных садах, которые зачем-то так скоро покинула.
В некоторую панику меня привела досужая мысль, что при вечернем освещении я не смогу найти дорогу к флигелю, поскольку его не существует в природе, но быстро себя уговорила, что можно пойти и проверить, не мог же на самом деле присниться ботанический сад имени Мандельштама, такое бывает лишь в действительности. Вспомнив о заколдованных лесах, садах и парках, я приурочила к позднему обеду рукопись о неспящих драконах и к сумеркам её добила. Вернее, ту часть, на которой переводчик-медиевист резко прервал ход заманчивого повествования. Юноша Глауб так же странствовал по миру фэнтэзи, но его сопровождал теперь третий спутник, мальчик, которому предстояло обернуться девочкой.
За продолжением следовало обратиться к переводчику, так было договорено, но координаты медиевиста похоже, затерялись в тёмных веках или в Средиземье у хоббитов. В тексте рукописи их не было, я перетрясла каждый лист. Помнится, что с главою «ВРАН» а, Андрюшей Никифоровым вроде бы состоялся разговор в машине, он просил найти переводчика и установить контакт, далее упоминал архиерейский(?) телефон и сетовал на недоступность чёртова медиевиста, причем во всех смыслах.
К тому и дозвониться сложно, а общаться так просто немыслимо, не возьмётся ли Катя Дмитриевна за отдельную плату? Я вроде бы взялась, но когда пришел надобный момент даже архиерейского номера нигде обнаружить не сумела. Интересно, это также входит в оплату редакторских услуг, и к какому архиерею (миль пардон!) мне следует обратиться, чтобы найти мидиевиста без имени и фамилии? Дважды перелистав рукопись, я сообразила, что девочки из «ВРАН» а должны знать имя и телефон переводчика, если они успели намучиться, оставалось обратиться к ним, но, разумеется, наутро. В восемь часов летнего вечера ни одной живой души в закоулках «ВРАН» а не предвиделось, хоть обзвонись.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
