— Слезай, — приказала я, когда машины уехали, а окрестные зеваки, набежавшие на шум, начали расходиться. Участковый скрылся в доме и мы, дефилируя мимо, свернули туда же. Это был обычный деревенский дом: довольно старый, вросший наполовину в землю, с покосившимися воротами, но все же покрашенный и выметенный от снега. Очевидно, у того, кто здесь жил не хватало сил на капитальный ремонт, зато хватало упрямства тратить дни напролет на покраску. Таких домов было много в деревне и жили в них в основном старики, так что еще в сенях я почувствовала затхлый старушечий запах, а следом — вонь чужого колдовства и острый, железом отдающий на зубах запах крови.
В холодных, неотапливаемых сенях было темно и сыро. Старые доски скрипели под ногами, так что подкрасться незаметно было совсем невозможно. Поэтому наше появление было сразу замечено: дверь в дом мгновенно распахнулась, едва я неосторожно наступила на особенно скрипучую половицу.
— Здравствуйте, участковый, — сглотнув, я медленно отклонилась в сторону от направленного мне в лицо духа табельного пистолета. И неизвестно что еще было страшнее: видеть перед носом оружие или его ледяной взгляд. Который, впрочем, тут же смягчился до просто злобного.
— Алиса Архиповна, какого хрена вам тут надо? — невежливо высказался он, убирая пистолет в кобуру. Руки чуть подрагивали.
Ника была права — он выглядел сильно измотанным, уставшим, да к тому же болезненным — очевидно, ему так и не дали восстановиться толком после ранения. Но я все равно была рада видеть его живым. Тогда, в церкви, мне казалось, что эти серые глаза уже никогда не посмотрят на меня так, как… Как смотрели всегда.
— Кого убили на этот раз? — вклинилась в наши переглядывания Ника. Я смущенно попятилась, предоставляя ей быть первой. Алексей Михайлович раздраженно уставился на сестрицу.
— Никого. Обычный инфаркт.
— Ага, а чего тогда сюда такая толпа ломанулась? — не сдалась Ника.
— Послушайте, вам что, мало было приключений? — вздохнул участковый, но отошел в сторону, очевидно, решив, что проще будет один раз нас впустить, чем полчаса выталкивать. — Соседи крик услышали, перепугались. Оно и неудивительно, после того, что произошло, они теперь каждую собаку на улице бояться будут.
Мы гуськом протиснулись мимо него. В небольшой кухне, большую часть которой занимала нерабочая, но так и не демонтированная печь, запах смрада был еще сильнее. На полу, раскинув руки в сторону, лежала старушка. Небольшие капли крови темнели на землистом лице, вытекая из уголков глаз, точно такие же я заметила на ушах. Рядом топталась Глафира Андреевна. При виде нас она приветственно помахала рукой:
— А, спасительница наша! Как руки?
— Заживают, — соврала я, пряча кисти от внимательного взгляда участкового. Он не стал комментировать, только вздохнул еще раз и упал на стул, вытаскивая из портфеля бумагу и ручку.
— Время смерти семь сорок пять, причина: обширный инфаркт, — отрапортовалась фельдшер, убирая инструменты в сумку и продолжая болтать: — Эх, опять к голове идти — родственников то никого, всех пережила, кто ее хоронить будет? Леш, может поищешь, небось на похороны-то она насобирала…
— Чтобы меня уж точно посадили? — возмутился он, не отвлекаясь от писанины. — Иди завтра к голове, пусть выделяет деньги на похороны…
— Много придется выделить-то, — посетовала Глафира Андреевна. — Наши мужики на кладбище теперь ни ногой, только если этих чокнутых попросить могилу выкопать… (тут она, очевидно, имела в виду многочисленных охотников за паранормальным, истоптавших кладбище вдоль и поперек).
На нас она почти не обращала внимания, очевидно, решив, что пришли мы к участковому и я воспользовалась этим, чтобы незаметно рассмотреть дом. Ника застыла истуканом у тела бабки. Вероятно, та всю жизнь прожила одна — я не заметила ни следа присутствия мужчины или хотя бы его фотографии. Две комнаты, основная жизнь сосредоточилась на кухне, где стоял холодильник и телевизор, лежало свернутое постельное белье на печке. Дверь во вторую комнату была только слегка приоткрыта и я увидела немного: край низкого столика с уголком книги, да окно с задернутыми шторами. Обычный дом обычной старушки, если бы не одно «но». Смрад чужого колдовства шел именно от ее трупа. Говорить о других запахах после такого было бесполезно — я старалась не дышать носом, чтобы этого не чувствовать.
— Ладно, Леш, я пойду уже, — закончив собираться, Глафира Андреевна набросила широкую форменную куртку. — Делать тут до утра нечего, завтра мы ее перевезем ко мне, соседка сказала, за домом присмотрит. Пока, девочки!
Я едва дождалась, пока она уйдет:
— Это не инфаркт.
Алексей Михайлович аккуратно дописал строчку, отложил ручку, убрал лист в папку, папку в портфель и только тогда со стоическим терпением уставился на меня:
— А что? Оборотень? Ведьма?
— Понятия не имею, — призналась я, несколько настороженная его подозрительным спокойствием.
— Ну, положим, бабка колдовством серьезно баловалась, — задумчиво ответила Ника. — Может, она наша сообщница и есть…
— То есть ее убили, — уточнил участковый.
— Да, — Ника на него не смотрела, слишком увлеченная вынюхиванием по дому, а вот я имела возможность наблюдать за постепенным «закипанием» Алексея Михайловича.
— Кто-то третий, — снова коротко уточнил он. Ника задумчиво кивнула:
— Выходит, что так…
— Ну хватит! — неожиданно рявкнул он, так шарахнув по столу ладонью, что вазочка с вареньем подпрыгнула. Я втянула голову в плечи, Ника изумленно уставилась на него. — По-вашему, тут вся деревня, как оплот всякой нечисти?! Оборотни, ведьмы всех мастей… Это ИНФАРКТ! Ясно вам? И таковым он и останется — хватит с меня всей этой чертовщины!
Он еще раз хлопнул ладонью по столу, ставя точку, и поднялся, сделав нетерпеливый жест:
— Вы заигрались, девочки. Ищете зло там, где его нет, вместо того, чтобы жить спокойно! Все закончилось! Колдун мертв, его твари тоже — и на этом точка! Ясно вам?
Прежде, чем Ника начала возражать, я остановила ее:
— Предельно, участковый. Ника, пойдем.
В гнетущей тишине мы прошли мимо него и так же молча дошли почти до самого дома. На середине пути мимо нас, пыхтя так же сердито, как и его хозяин, проехал уазик, но даже не притормозил. Я проводила его задумчивым взглядом. Только на мосту сестрица, видимо, отошла от шока:
— И что это было? — изумленно поинтересовалась она. Я пожала плечами, не желая признаваться себе, что меня это задело. Действительно задело. Наверное, какой-то частью, слишком глубоко запрятанной даже для себя, я надеялась, что он сможет принять эту часть мира. Что мы сможем… Черт его знает, на что я надеялась.
— Не трогай его, — удивляясь собственному спокойствию, я пропустила Нику в дом. На разложенных по полу листах бумаги разлегся кот. — У него другой мир. Не наш.
