— Помогите! — вопил я. — Спасите!
Я был плотно приклеен к ванной. Я корячился в клешнях огромного краба.
Казалось, что прошли часы, хотя я не думаю, что оставался в таком положении больше десяти — пятнадцати минут. Но и этого более чем хватило. Не знаю как, но в конечном итоге мне удалось высвободиться одним куском. Но вред уже был причинен, и две мои коронные драгоценности, которые обычно не крупнее зрелых слив, неожиданно стали как хорошие дыни. Кажется, старина Джеффри Чосер писал еще в четырнадцатом веке:
Титулованные дамы
Оторвут вам яйца.
И поверьте мне, эти бессмертные слова выбиты теперь на моем сердце. Три дня я ковылял на костылях, и богу одному известно, сколько дней потом я ходил, как человек, в штаны которому залез дикобраз.
Вот в таком изувеченном состоянии я ехал пятнадцатого мая в Кембридж на свидание с Ясмин. Когда я вышел из машины и заковылял к двери дома, мои шары все еще были в огне и гудели, как чертов бубен. Ясмин, конечно же, захочет узнать, что такое со мною случилось. То же самое и Уорсли. Должен ли я рассказать им правду? Если расскажу, Ясмин лопнет от хохота, и я буквально слышал, как Уорсли говорит в своей глупой напыщенной манере:
— Ты, мой дорогой Корнелиус, слишком уж привержен радостям плоти. Невозможно все время заниматься развратом и ни разу за это не поплатиться.
Не думаю, чтобы такая его и ее реакция сильно улучшили мое самочувствие, поэтому я решил: скажу им, что неудачно растянул связку. Помогал, мол, старушке, споткнувшейся и упавшей прямо у моего порога. Я внес ее в дом и присматривал за ней, пока не приехала «скорая», однако старушка была очень тяжелая, и когда я ее поднимал… и т. д. и т. п. Да, такой вариант сойдет.
Я стоял на крылечке перед входом в наш дом и шарил по карманам в поисках ключа. Еще не успев его найти, я увидел, что к двери пришпилен конверт. Кто-то прикрепил его большой крепкой кнопкой. И очень глупо сделал; я не мог вытащить кнопку, и пришлось разорвать конверт. На конверте не было имени адресата, поэтому я его вскрыл. Глупо не писать на конверте адрес. Так мне это или не мне? Да, мне.
Дорогой Освальд.
На прошлой неделе мы с Артуром поженились…
Артур? Какой еще к чертям Артур?
Мы далеко-далеко уезжаем, и я надеюсь, ты не слишком обидишься, что мы взяли с собой семенной фонд, кроме этого Пруста…
Господи Исусе! Артур — это, видимо, Уорсли! Артур Уорсли!
Да, мы оставили тебе Пруста. Мне и вообще не нравился этот плюгавый пидор. Все пятьдесят его соломинок надежно хранятся в дорожном контейнере, который стоит в подвале, а письмо Пруста лежит в ящике стола. Все остальные письма находятся в полной сохранности, мы прихватили их с собой…
У меня помутилось в глазах, я покачнулся, я не мог читать дальше. Я отпер дверь, проковылял в дом, нашел бутылку виски, налил себе с полстакана и проглотил одним махом.
Если ты, Освальд, остановишься и подумаешь, ты не сможешь не согласиться, что на самом деле мы тебя вовсе не надули, и я могу объяснить почему. Артур говорит…
Мне было плевать, что там Артур говорит. Они украли драгоценную сперму, а она ведь стоила миллионы. Можно было спорить на что угодно, что все это этот прыщ Уорсли, это он подговорил Ясмин.
Артур говорит, что, в конце концов, это же он придумал процесс. И это я выполняла всю черную работу по сбору. Артур посылает тебе привет и наилучшие пожелания.
Пока и не куксись,
Ясмин Уорсли.
Настоящий удар под дых, мне только и оставалось, что ртом хватать воздух.
Я в дикой ярости пробежался по дому, в моей груди все кипело, и я почти уверен, что из ноздрей моих били струйки дыма. Будь в дому какая-нибудь собака, я бы зашиб ее ногами до смерти. За неимением собаки я пинал мебель. Я перебил массу хороших крупных вещей, а затем взялся за вещи поменьше, включая ампирное пресс-папье и этрусскую чашу. Я швырял их в окна, вопя диким голосом и наблюдая, как разлетаются вдребезги стекла.
Через час или вроде того я начал постепенно успокаиваться и под конец обвис в кресле с большим стаканом солодового виски в руке.
Как вы могли уже понять, у меня достаточно устойчивая психика. При случае я мгновенно взрываюсь, но никогда не впадаю потом в мрачное настроение. Я просто выкидываю все из головы. Будет новый день — будет новая пища. Более того, ничто не стимулирует мой мозг так, как полная катастрофа. Потом, в этот период мертвенного спокойствия и полной тишины, следующий за ураганом, мой мозг становится исключительно активным. Этим ужасающим вечером, сидя со стаканом виски на развалинах нашего дома, я уже начинал размышлять и строить новые планы.
Ну, значит, так, говорил я себе. Меня надули. Но это все уже в прошлом, нужно начинать заново. У меня все еще имелся Пруст, и будущие годы я прилично заработаю на этих соломинках (как оно и случилось в действительности), но это не сделает меня миллионером. Так что же дальше? Именно в этот момент в моем мозгу начало зарождаться великолепное решение. Я сидел совершенно неподвижно, боясь помешать мысли укорениться и вырасти. Мысль была поистине вдохновенная, прекрасная в своей простоте. Она не могла обернуться неудачей. Она должна была принести миллионы. Почему я раньше-то не подумал?
В самом начале этого дневника я дал вам обещание рассказать, как я сумел обогатиться. Я занял уйму вашего времени, рассказывая, как не сумел, так разрешите же мне тогда в порядке компенсации рассказать вам буквально в паре абзацев, как в конечном итоге я все-таки стал настоящим мультимиллионером. Великая идея, осенившая меня тогда, состояла в следующем:
Я снова поеду в Судан. Договорюсь с продажными чиновниками об аренде драгоценного пятачка земли, где произрастает дерево хашаб и процветают волдырные жуки. Получу исключительные права на весь отлов жуков. Организую из местных жуколовов сплоченную бригаду. Буду щедро им платить — гораздо больше, чем получают они сейчас, продавая жуков на открытом рынке. Они будут работать только на меня. Всех браконьеров — безжалостно к ногтю. Я полностью захвачу рынок суданского волдырного жука. Когда все наладится и я буду полностью уверен в большом регулярном поступлении жуков, я построю в Хартуме фабрику, где буду обрабатывать этих жуков и делать из них знаменитые пилюли профессора Юсупова для повышения потенции. Здесь же на заводе буду их расфасовывать. Затем организую маленькую подпольную торговую организацию с отделениями в Париже, Лондоне, Нью-Йорке, Амстердаме и других городах по всему миру. Если уж семнадцатилетним желторотым юнцом я заработал за год в Париже сто тысяч фунтов, причем действуя в одиночку, так подумайте только, сколько я заработаю, действуя во всемирном масштабе.
Именно так, друзья мои, все и случилось. Я поехал в Судан. Я жил там чуть более двух лет и, хотя, конечно же, узнал много нового про волдырного жука, узнал и кое-что про дам, обитающих в этом районе. Тамошние племена были четко отделены друг от друга и почти никогда не общались, но я общался с ними со всеми, с нубийцами и хассарианцами, с беггарами и шилуками, с шукриями и поразительно светлокожими ням-нямами, живущими к западу от Голубого Нила. Особенно понравились мне нубийки, и я бы не удивился, узнав, что именно от них происходит слово nubile.[23]
