Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Обучение – важнейшее условие в сохранении культуры. Когда я устанавливал звуковые колонки и проигрывал через них запись эхолокационных криков кормящихся летучих мышей в полях и лесных местностях Британской Колумбии, в течение поздней весны и раннего лета лишь немногие летучие мыши проявляли к ним хоть какой-то интерес. В это время года летают лишь взрослые летучие мыши; предполагается, что все они знают, где находятся лучшие кормовые участки, поэтому зачем беспокоиться, уделяя внимание странному новому источнику криков кормящихся летучих мышей? К августу и сентябрю, после того как молодые летучие мыши покидали родителей и начинали улетать в ночь за кормом, ситуация оказывалась совершенно иной. Мои колонки стали привлекать летучих мышей стаями[467]. Похоже, молодые и неопытные летучие мыши пользовались голосами старших, более опытных сородичей, чтобы искать хорошие места для ловли насекомых. Тремя годами позже, наблюдая миллионы бразильских складчатогубов[468], сплошным потоком вылетающих на закате из пещер в Южном Техасе в конце лета, я предположил, что молодые особи также следовали за старшими товарищами, чтобы узнать, где находятся хорошие кормовые участки. Тогда еще никто не называл это культурой, но, когда я размышляю над сохраняющейся из поколения в поколение привязанностью летучих мышей к маршрутам миграций, местам отдыха и кормовым участкам, кажется уместным назвать ее именно так[469].
А есть ли культура у рыб? В ходе двенадцатилетнего исследования синеголовых талассом[470] на серии хорошо изученных лоскутных рифов[471] островов Сан-Блас у берегов Панамы Роберт Уорнер из Калифорнийского университета, Санта-Барбара, отслеживал восемьдесят семь участков размножения талассом. Эти рыбы карибских рифов сохраняют репродуктивную активность круглый год, размножаясь чуть ли не ежедневно. Уорнер выяснил, что долгосрочный выбор талассомами участка размножения был поразительно постоянен. Одни и те же точно определенные местоположения использовались ежедневно на протяжении более чем двенадцати лет, что составляет как минимум четыре поколения, так как максимальная продолжительность жизни этого вида – всего около трех лет. Кроме того, по оценкам Уорнера, на этих лоскутных рифах существовали сотни других потенциальных участков для размножения, которые выглядели столь же привлекательными, но все же по каким-то причинам местные жители не хотели ими пользоваться. Также, несмотря на несколько значительных колебаний численности популяции за это время, ни одно из восьмидесяти семи предпочитаемых рыбами любовных гнездышек не вышло из употребления. Уорнеру стало интересно, предпочитались ли эти места размножения из-за того, что на них присутствовали ресурсы в лучшем сочетании. Если это так, то при удалении старожилов новые рыбы должны были воспользоваться теми же самыми участками.
Уорнер приступил к удалению всей местной популяции синеголовых талассом[472]; затем он заменил их рыбами того же вида с других рифов. Думаете, новые поселенцы, которые вскоре определили участки для размножения, поселились на участках, устроенных предшествовавшими им старожилами? Как бы не так. Они определили новые участки для размножения, к которым проявляли такую же привязанность на протяжении сменяющих друг друга поколений, как более ранние жители – к своим. В контрольных экспериментах, когда целые популяции синеголовых талассом были отловлены, а затем возвращены на свои родные рифы, они вернулись на свои прежние территории (показывая тем самым, что потрясения, связанные с отловом и содержанием в неволе, не были причиной смены участков для размножения). Уорнер заключил, что местоположение участка для размножения не основывается на некотором присущем ему качестве, а обусловлено культурными традициями[473].
Синеголовые талассомы – не единственные рыбы, для которых известно сохранение традиционных участков для размножения посредством общественного договора. Другие примеры – сельди, груперы, луцианы, рыбы-хирурги, сиганы, рыбы-попугаи и кефали[474]. Культурные проявления у рыб возникают и в других контекстах, в том числе в маршрутах суточных и сезонных перемещений. Мелким рыбам угрожает много потенциальных хищников, и наблюдать за другими членами группы и действовать так же, как они, означает избегать привлечения внимания хищника. Это могло бы объяснить культурный конформизм, демонстрируемый гуппи, которые, выучив маршрут к месту кормления в процессе следования за лучше знающими его рыбами, продолжают пользоваться этим маршрутом еще долгое время после того, как удаляют демонстраторов. Выбранный ими путь сохраняется как минимум первое время, даже когда гуппи становится доступным новый, более прямой маршрут[475]. Это странным образом напоминает людей, которые упорно цепляются за традиционный способ выполнения той или иной работы даже после того, как начинает применяться более новый и эффективный метод. (На ум приходит то, как люди пишут заметки от руки.) Но гуппи совсем не долго цеплялись за старое. Вскоре они сделали рациональный выбор, который показывает, что они – не бóльшие рабы традиций, чем мы сами.
Хищничество со стороны людей раскрывает более мрачную сторону утраты культурных знаний. Согласно проведенному в 2014 году исследованию команды ихтиологов и биофизиков, разграбление людьми популяций рыб и наше предпочтение более крупных (и потому старших) особей прервало передачу знания миграционных путей у рыб. Исследователи разработали математическую модель, основанную на трех факторах: (1) прочность социальных связей между рыбами, (2) доля информированных особей (лишь более старшие рыбы знали миграционные маршруты и конечные пункты на пути следования), (3) предпочтение, которое демонстрировали эти информированные особи в отношении того или иного места прибытия. Они обнаружили, что социальное единство и присутствие информированных особей были самыми важными факторами, позволяющими избежать потери координации и распада группы[476].
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
