Обвиняемые Нюрнбергского процесса и их адвокаты утверждали, что их действия не были преступными, поскольку не существовало законов, которые бы они нарушили. Не было даже общепринятых негласных норм. Поэтому суд счел необходимым сформулировать десять основных принципов, на которые должны опираться эксперименты с участием человека. Их назвали Нюрнбергским кодексом. Вот они[150]:
1. Добровольное согласие пациентов на участие в эксперименте является категорически необходимым. Согласие должно быть информированным: пациент должен хорошо понимать, в чем заключается эксперимент, как долго он будет продолжаться и какие цели преследует. Любое введение в заблуждение путем обмана или недомолвок абсолютно недопустимо.
2. Эксперимент должен потенциально приносить обществу полезные результаты, недостижимые другими способами.
3. Эксперимент должен опираться на предшествующие эксперименты на животных и знание естественного течения изучаемой болезни.
4. Эксперимент должен проводиться так, чтобы избежать ненужных физических и душевных страданий участников.
5. Эксперимент не может быть проведен, если есть причины полагать, что он приведет к смерти или причинит иной вред.
6. Риск для участников не должен перевешивать потенциальную пользу.
7. Должны быть приняты все меры предосторожности для исключения даже отдаленного риска травмы, инвалидности или смерти.
8. Эксперимент должен проводиться только профессиональными учеными. Компетентность на всех этапах должна быть максимальной.
9. Участник эксперимента может прекратить свое участие в нем в любой момент.
10. Руководящий экспериментом ученый должен быть готов в любой момент прервать эксперимент, если у него есть основания полагать, что продолжение приведет к вреду, инвалидности или смерти участников.
Увы, этот важный документ не имел юридической силы и не был принят в качестве закона ни одним государством, ни одной профессиональной организацией. Более того, он был практически проигнорирован в странах-победителях. Контекст, в котором эти правила создавались, наводил на мысль, что они написаны лишь для потерявших человеческое обличие монстров, представших перед судом в Нюрнберге, и не касаются нормальных врачей и обычных исследований. Потребовалось еще несколько десятков лет, чтобы понять: расчеловечивание подсудимых Нюрнберга не менее опасно, чем расчеловечивание теми своих жертв.
Хотя сторона защиты в Нюрнберге назвала много исследований, проведенных на заключенных без их согласия, мир предпочел этого не заметить. Процесс освещался в прессе, но сказать, что он был в центре внимания, было бы преувеличением. Вскоре о нем позабыли. Газеты снова писали об участниках медицинских экспериментов, но это были развлекательные статьи о заключенных, желающих заслужить прощение общества, отважных военных и отчаянных студентах, которые добровольно, из благородных побуждений или в поисках острых ощущений, подвергали себя риску на благо человечеству.
Среди этих мужчин и женщин [писала в 1958 году The New York Times] вы найдете тех, кто получает инъекции новых вакцин, глотает радиоактивные лекарства, летает выше, чем остальные, и спокойно смотрит, как зараженные малярией комары кусают их руку.
В 1964 году в прессе появилась совсем другая история. В течение десяти лет сотрудники Мемориального онкологического центра им. Слоуна-Кеттеринга и Еврейского госпиталя хронических заболеваний в Бруклине вводили пациентам раковые клетки, не ставя их в известность. Эта исследовательская программа считалась на тот момент одной из самых важных в онкологии, по ее результатам было опубликовано восемнадцать статей в крупных научных журналах. Ее целью было изучение реакции иммунной системы на рак. Исследователи отбирали больных раком на последних стадиях и вводили им опухолевые клетки других больных, чтобы посмотреть, приживутся ли они. Затем эксперимент повторяли с пациентами на последних стадиях других тяжелых заболеваний. И если поначалу исследовательская группа брала с пациентов хотя бы устное согласие, то затем перестала делать даже это.
Мы перестали говорить им [рассказывал впоследствии руководитель группы Честер Сотем] для их же блага. Тот факт, что у них рак, вызывал у пациентов странную защитную реакцию. Чтобы лучше информировать их об эксперименте, эту защиту надо было разрушить. Чего ради? Я говорил, что им введут кое-какие клетки, и описывал, что произойдет дальше. Но поскольку я верил, что в этих обстоятельствах никакого риска для них не было, уточнять, что именно им введут, казалось мне неуместным.
Вероятно, риска действительно не было. Уже имелось достаточно данных за то, что пересаженные таким образом раковые клетки не приживаются – отсутствие эффективного иммунного ответа к тому раку, от которого умирал пациент, не значило отсутствие иммунного ответа вообще. Но когда позже Сотема спросили, провели ли исследователи сначала эксперименты на себе, чтобы убедиться в безопасности процедуры, тот ответил:
Я бы не колебался, если бы видел в этом какую-то пользу. Но мне это показалось ложным героизмом, как в том старом вопросе – должен ли генерал идти за своими солдатами или перед ними. Я не считал себя незаменимым: если бы я не сделал эту работу, ее бы сделал кто-то другой. И этот эксперимент я не считал опасным. Но давайте называть вещи своими именами: опытных исследователей рака не так много, и было глупо идти даже на малый риск.
Сотем получил год условно, но затем вернулся к работе и даже был впоследствии избран президентом Американской ассоциации раковых исследований.
Следующая заметная новость на эту тему появилась только в 1972 году, но она подняла настоящую бурю. Читатели прессы узнали, что еще в 1932 году в городке Таскиги началось наблюдательное исследование[151]. Оно продолжалось сорок лет и было на тот момент самым продолжительным медицинским исследованием в истории. Его целью было изучение естественного течения нелеченого сифилиса. Для участия в исследовании отобрали 399 больных мужчин, контрольную группы составил 201 здоровый.
По большей части это были бедные, темнокожие и безграмотные люди. Большинство из них не могли позволить себе медицинскую помощь надлежащего качества, поэтому поступившее предложение бесплатно обследоваться и лечиться казалось невероятно привлекательным. Никто из них не знал, что становится участником медицинского исследования и тем более в чем заключается его цель. Вопреки обещаниям лечение не входило в задачи работавших в Таскиги врачей. Они выдавали за него бесполезные при сифилисе таблетки аспирина, тонизирующие напитки и диагностические процедуры, например болезненные люмбарные пункции[152].
