Каждый раз, заходя в почту, она делала глубокий вдох. Ждала и боялась вестей от него. Уговаривала себя, что та история закончилась, но надеялась на продолжение. И когда письмо пришло, ей стало страшно, как будто опять предстоит вытерпеть боль. Она не ошиблась.
Его письмо заканчивалось: «Ты нужна мне!» Это уже за пределами добра и зла. Человек, который принес ей столько страданий, который не нашел смелости объясниться и бегал от нее, вышел на связь, как только она отъехала на безопасное расстояние.
Он ни словом не обмолвился о случившемся. Ждет, когда рана не просто затянется, а рубец появится, омертвеет, полностью пропадет чувствительность. Письмо было совсем пустое: «Желаю добра, будь умницей». Наркотик не подействовал. Она «убила» письмо не назло, не в раздражении, а просто так, наводя порядок в почте.
Две недели спустя
…Все-таки хитро мы устроены. До конца кувыркаемся в своих фантазиях, расписываем роли: обольститель, герой-любовник, мачо, подонок (примерно в такой последовательности меняются амплуа). Но проходит время, и, устав играть, признаем: не было ничего, ну то есть вообще ничего. Мы втянули в эти игры совершенно невинных людей только потому, что не поняли вовремя: внутреннее не лечится внешним.
Она поняла это вдруг. Вообще самое важное она понимала именно «вдруг». Не потому что кто-то сказал ключевую фразу для отгадки ее внутреннего ребуса. И не потому что прочитала умную книжку. Это вообще исключено. Чужой опыт только запутывал ее, создавал помехи для понимания чего-то важного, что уже вызревало в ней. Просто вдруг, в один миг наступало прозрение: секунду назад не знала, а тут – знает нечто как истину. И ничего за эту секунду с ней не произошло. Просто тряслась в метро. И где-то в районе метромоста он, тбилисский герой-искуситель-сволочь-любимый, был реабилитирован. Полностью. Не прощен, а реабилитирован, потому что простить – это все же признать виновным.
Забавно: поезд выскакивает из тоннеля, из темноты. Ничего не предвещает, и вдруг – свет, река. Дети меняют позу, разворачиваются к окну, пачкая соседей обувью… Она видела эту сцену каждый день. И синхронно с вагоном выскочила из своего тоннеля, из того состояния, которое не проходило после Тбилиси: мрака, обиды, жалости к себе, припадков возвеличивающей готовности простить. Стало светло и свежо, появился воздух. Все-таки есть в этом совпадении какая-то эстетика. Она давно знала, что любая правильная мысль – красивая. И нуждается в эстетическом антураже. Ее мысль обволакивалась картинкой реки и простором. Потому что была верной.
В ее жизни что-то надломилось: то ли цель пропала, то ли паника возраста началась, то ли дефицит эмоций случился – не важно что. И она открыла ворота в свою жизнь для новых людей, событий, чувств. Широко открыла, нараспашку. Сделала это незрело, не понимая ни причин случившегося, ни новых желаний. Вот он и зашел. Проходил мимо и зашел. Хорошо еще, так получилось: мог бы кто и на танке въехать, вообще все разворотить. Она сама начала игру под названием «посторонним вход разрешен». Это все равно что открыть калитку, а потом кричать на козла, что он съел твою капусту.
Она поняла и про письма. Какая глупость искать в них доказательства того, что это не была дружеская переписка. Совершенно не важно, что это было для него. Важно, что это значило для нее. Ведь если бы он написал фразу: «Идет дождь», а потом поставил многоточие, то она читала бы исключительно это многоточие, в нем бы видела суть письма. Буквально, открывала бы письмо и медитировала над многоточием. Любую недосказанность, туманность она трактовала в свою пользу. А тумана было много хотя бы потому, что на русском он писал с трудом. И то, что он не подхватывал ее мысли, не реагировал на ее настроения, списывалось на языковые трудности. Она упорно не хотела признавать выдуманность этой истории. По ее огороду топтался случайный прохожий, а она обрядила его в рыцарские доспехи. И еще повезло, что он оказался настолько неадекватен этому образу. Ну то есть абсолютно. Иначе все тянулось бы дольше, уходило бы глубже и разрыв был бы больнее. А так – больно, но терпимо. Он – слабый, не очень умный и трусоватый мужчина. Таких большинство. И это не значит, что они – плохие люди. Просто – такие. Это накладывает ограничения на общение с ними, не более. Например, таких не берут в космонавты. Она не брала таких в друзья, не выходила за таких замуж и даже избегала заводить приятельские отношения. Но тут ворота распахнулись, и он вошел. А дальше она все сделала сама. Игра ее воображения привела его к выигрышу.
