Как лист увядший падает на душу День сентября, бесцветная тоска. Среди морей придуманная суша Не приютит. Так первая строка Без продолженья делается глуше. Так без твоей руки моя рука Навеки одинока. Я задушен Молчанием. Несет за облака Мои сонеты… Если лето было И не иссякли жизненные силы, Дай мне ответ, туманный горизонт, На те вопросы, что плывут по ветру В далекий край на грани тьмы и света, Где станет явью мой забытый сон.[1]
Фред декламировал очень хорошо — настолько, что, когда он закончил чтение, кто-то из девушек уже шмыгал носом и утирал слезы. Я посмотрела на Анетт и, к радости своей, увидела, что стихи оставили ее спокойной и безразличной.
Оно и верно: классиков не переплюнешь, а всех графоманов не прокормишь.
— Мне тут из «Ярмарки тщеславия» написали, — вдруг сказала Анетт и поежилась: утро было прохладным. — Предлагают ежемесячную колонку вести. Тысяча лир.
Лицо Фреда даже не дрогнуло, он явно умел владеть собой. Только глаза потемнели: видно, уже предвкушал возвращение с богатым и знаменитым трофеем.
— Едем домой, Анетт, — произнес он.
Я заметила, что оператор за камерой скептически поднял бровь: мол, неужели согласится?
Это было бы знатной пощечиной Эдварду. Порой его отвергали, не без этого, но чтобы променяли на поэта-неудачника?
— Да пошел ты к дьяволу, Фред! — буквально выплюнула Анетт. — Чтоб я тебя больше не видела, понял?
И, развернувшись, она быстрым шагом направилась в сторону особняка, не оборачиваясь. Милли пошла за Анетт.
— Подожди! — крикнула Юлия вслед. — Ну что ж ты за баба-то такая! Видишь, как человек убивается!
Анетт только рукой махнула. Фред снова дернул решетку, и я сказала охраннику:
— Еще раз дернет — пускайте ток.
— Так точно, фра Финниган, — ответил охранник и, отложив кроссворды, опустил руку на пульт управления.
«Я думаю, что Амели — курица, хоть и строит из себя королеву. Что у нее есть, кроме ногтей? А в башке ветер гуляет».
Это был вброс от одного из наших ботов, на который с удовольствием клюнула половина участниц группы. Дальнейшая беседа была насыщена резкой руганью и удачным троллингом. За сутки в группе прибавилось семнадцать тысяч участников. Я равнодушно скользнула взглядом по данным статистики и подумала, что так и выглядит успех. Людей интересует такая ерунда, что становится жутко.
Макс отправился в столицу сразу после завтрака. Возле ворот уже ожидал знакомый внедорожник, и, глядя, как шофер что-то настраивает на приборной панели, я чувствовала тревогу.
— Все будет хорошо. — Макс обнял меня и быстро поцеловал. — Надеюсь, что уже завтра вечером вернусь. Хочу лично поговорить с отцом. Мне кажется, грядут не самые лучшие перемены.
Я понимающе кивнула. Вот только мне было ясно, что Макс отправляется вовсе не к отцу. Они уже успели очень мило побеседовать по телефону. Кажется, я даже понимала, к кому он собрался.
— Я хочу поехать с тобой, — сказала я.
Макс мягко улыбнулся и легонько стукнул меня пальцем по кончику носа.
— Нет, — ответил он, безжалостно обрубая все попытки спорить с ним. Так действительно говорят драконы: ты слушаешь и не сопротивляешься. — Лучше останься здесь, ты нужна на проекте.
Я вновь кивнула, соглашаясь. Только вот вряд ли из меня выйдет покорная супруга: я всегда буду делать вид, что смирилась, а затем начну играть по своим правилам.
— Привези пару бутылок вишневой газировки, — попросила я. — Что-то соскучилась по ней.
