Книга Риск - Дик Фрэнсис

Еще одна ночь обошлась без тревоги незапланированных экскурсий. В понедельник утром я прибыл в контору, исполненный благих намерений хорошо поработать. Угрюмый Питер, как всегда по понедельникам, страдал от меланхолии, у Бесс были месячные, а Дебби переживала из-за ссоры со своим женихом, продавцом болтов и гаек: по моим понятиям, жизнь нашей конторы шла своим чередом.

Тревор явился в мой кабинет с отеческой заботой на лице и как будто успокоился, увидев, что сегодня я меньше похож на привидение, чем в пятницу.

– Вы все-таки отдохнул, Ро, – заметил он с облегчением.

– Я выступал на скачках и возил девушку к морю.

– Господи! Во всяком случае, это вам, кажется, пошло на пользу. Куда лучше, чем просиживать время за работой.

– Да... – сказал я. – Тревор, я заходил в контору утром в субботу, на пару часов.

Его чело вновь слегка омрачилось. Он ждал продолжения с таким видом, с каким пациент обычно ожидает услышать плохие новости от своего врача, и я почувствовал огромное сожаление, что должен сообщить их ему.

– Денби Крест, – сказал я.

– Ро... – Он развел руками, повернув ладони вниз, – красноречивый жест искреннего родительского огорчения из-за непокорного сына, который не верит старшим на слово.

– Ничего не могу поделать, – сказал я. – Знаю, что он ваш клиент и друг, но, если он незаконно присвоил пятьдесят тысяч фунтов, а вы посмотрели сквозь пальцы на воровство, это касается нас обоих. Касается этой конторы, партнерских отношений и нашего будущего. Вы обязаны это понимать. Мы не можем просто не заметить такую вещь и притвориться, что ничего не произошло.

– Ро, поверьте мне, все будет в порядке. Я покачал головой.

– Тревор, вы должны позвонить Денби Кресту и попросить прийти сюда сегодня, чтобы обсудить дальнейшие действия.

– Нет.

– Да, – безапелляционно сказал я. – Я не играю в такие игры. Я половина фирмы, и ничем незаконным она заниматься не будет.

– Вы слишком непреклонны, – в нем боролись грусть и гнев. У меня мелькнула шальная мысль, что именно эти два чувства пробуждают в вашей душе сожаление, когда вы стреляете в кролика.

– Пусть приходит к четырем часам, – сказал я.

– Вы не можете так грубо обращаться с ним.

– Последствия могут быть еще хуже, – проронил я. И хотя я говорил без всякого выражения, он прекрасно понял, что это угроза. Гнев одержал верх над грустью.

– Хорошо, Ро, – сердито сказал он. – Очень хорошо.

Он покинул мой кабинет без тени дружеского участия, с каким вошел, и меня охватило чувство одиночества и потери. Я подумал подавленно, что сам лично мог бы простить Тревору любой проступок, но закон не простит. Я жил ради закона, как по внутреннему убеждению, так и по собственному выбору.

Если мой друг нарушил закон, должен ли я ради него попрать справедливость; или я должен предать друга во имя законности? В теории я не испытывал никаких сомнений и затруднений. На деле я колебался. Решительно нет ничего веселого в том, чтобы навлечь на кого-то несчастье, крах и судебное преследование. Насколько упростилось бы дело, если бы нечестивец по своей воле чистосердечно исповедовался в прегрешениях, а не вынуждал друга доносить на него: сентиментальное разрешение проблемы, саркастически подумал я, какое случается только в слезливых фильмах. Я опасался, что мне не удастся отделаться так легко.

Пессимистические размышления прервал телефонный звонок Хилари. Когда я ответил, в ее голосе явно послышалось облегчение.

– В чем дело? – спросил я. – Ни в чем. Я только... – Она замялась.

– Что только?

– На самом деле я только хотела убедиться, что ты на месте.

– Хилари!

– Наверное, звучит глупо сейчас, когда мы оба знаем, что ты на месте. Но мне просто хотелось удостовериться. В конце концов, ты не выбрал бы меня на роль скалы, если бы считал, что находишься в полной безопасности.

– Хм, – пробормотал я, улыбаясь в трубку. – Проповеди в камне.

Она засмеялась.

– Просто будь осторожнее, Ро.

– Слушаюсь, мэм.

Я положил трубку, восхищаясь ее добротой. И почти тотчас телефон зазвонил снова.

– Рональд?

– Да, Мойра?

Телефонная связь донесла до моих ушей ее судорожный вздох.

– Слава тебе Господи! Я вчера весь день пробовала дозвониться до вас, и никто не отвечал.

– Меня весь день не было дома.

– Да, но я-то этого не знала. То есть мне мерещились Бог весть какие ужасы, вроде того, что вас опять похитили, и все из-за меня.

– Мне очень жаль.

– О, теперь, когда я знаю, что у вас все благополучно, это не имеет значения. У меня стояла перед глазами страшная картина, будто вы снова в ловушке и вас нужно спасать. Я так переживала, и все из-за Бинни.

– А что с Бинни?

– Мне кажется, он по-настоящему сошел с ума, – сказала она. – Он болен. Я приехала вчера утром в его конюшни, чтобы посмотреть, как чувствует себя Гобелен после скачек, и он не пустил меня во двор. Бинни, я имею в виду. Все ворота оказались заперты на замки и обмотаны цепями. Это ненормально. Он вышел и стоял по ту сторону ворот загона, где находится Гобелен, размахивал руками и твердил, чтобы я уходила. Я серьезно думаю, что это ненормально.

– Безусловно.

– Я сказала ему, что из-за его фокусов с уздечкой мог произойти несчастный случай, а он закричал, что не делал этого, и я ничего не смогу доказать, и что бы с вами ни приключилось, виновата я одна, так как настаивала, чтобы вы скакали на Гобелене. – Она остановилась перевести дыхание. Он выглядел таким... ну, таким опасным. А я никогда не считала его опасным, только дураком. Вам это может показаться глупостью, но я здорово испугалась.