– Отчасти это правда, – произнес он. – Рапут Хабиб из Пенанга – мой близкий друг. Я оказал ему важную услугу, и он пожелал финансово обеспечить меня по возвращении домой. А упомянутые мнимые несколько месяцев ваша ассоциация добавила к этой истории красного словца ради. Кроме того, восхищаясь вашей общей, почти гениальной изобретательностью, я все же боюсь, вам не удастся вписать именно мое лицо в центр пресловутой головоломки. Скажите, какого дьявола мне нужно было предпринимать столько усилий, чтобы убивать Роберта в Англии? Уж поверьте, возникни у меня подобное намерение, я имел достаточно возможностей для его устранения еще в горах Тибета. И вообще, разве я не спас ему жизнь?
– А разве спас? – еле слышный вопрос Габриэллы таил в себе угрозу. – Действительно спас? Когда я впервые услышала историю о вашем героизме, мистер Годольфин, на меня повеяло плагиатом. А затем, встретив вас снова, ощутила новые сомнения. Когда-то давно я была знакома с человеком, способным пожертвовать собственной жизнью ради спасения своих друзей, но он принадлежал к совершенно иному типу личностей, разительно отличался от вас. Он был великодушным, простосердечным, немного сентиментальным, истинным героем и первопроходцем. Если мне будет позволено использовать теперь уже старомодное выражение – благородный мужчина, – но вот остротой ума не отличался. Историю вашего героизма нам поведал один только Роберт. И его рассказ стал лишь бледным подражанием реальной жизненной истории. Сочинить нечто оригинальное он был не способен.
Ее голос затих, но стоило Годольфину угрожающе податься вперед в сторону Габриэллы, как она заговорила быстрее, энергичнее и громче:
– Думаю, что подлинная история была примерно такой. В экстремальной ситуации, которую Роберт описал настолько детально и красочно, что говорил скорее всего правду, вы с поврежденной ногой превратились в бремя для всех. Вас приходилось метр за метром нести на руках. Туземцы дали понять, что собираются покинуть вас, и единственной поддержкой для Роберта остался жалкий Лукар, еще более трусливый и слабый физически, чем он сам. А вы вовсе не занимались самопожертвованием. Ничего подобного вам и в голову не пришло бы. – Габриэлла немного помолчала, собралась с силами и продолжила: – Это история не о величайшем героизме, а о беспрецедентной трусости. Уверена, что Роберт бросил вас на снегу, мистер Годольфин. Оставил вам одеяло, пару банок консервов, а потом ушел, слыша за спиной ваши беспомощные крики. Полагаю, он и Лукара уговорил уйти с собой, а когда они благополучно вернулись домой, чтобы скрыть свою подлость, припомнил где-то услышанную историю об отчаянной храбрости другого человека. И не сомневаюсь, именно это дало Лукару возможность шантажировать Роберта. Вот так, мистер Годольфин.
Тот смотрел на нее с изумлением. На лбу выступили бисеринки пота.
– Колдовство! – воскликнул Годольфин, но шутливые интонации, которые он пытался вложить в восклицание, прозвучали неубедительно. – Боже мой, впервые на своем веку встретился с настоящей ведьмой. Допустим, вы правы. Предположим, что по прихоти судьбы вы узнали частичку правды. Так докажите это! Докажите, что он бросил меня! Докажите, что я насмерть замерзал и умирал с голоду три дня, когда группа монахов подобрала меня. Хвала Всевышнему за это! Докажите, что я сумел втереться к ним в доверие. Докажите, что они выходили меня и поставили на ноги. Докажите, что они снарядили новую экспедицию, позволив мне все-таки добраться до Танг-Кинга, вернувшись с таким количеством драгоценностей, которое позволило мне пожизненно купить услуги Рапута Хабиба. Докажите, что я вернулся в Англию с его документами, обнаружив, как Роберт дошел до предела низости, женившись на Филлиде. Докажите, что с помощью того же Рапута Хабиба я разработал четкий план, чтобы расплатиться с Робертом за все. Докажите, что именно я прятался в сарае на заднем дворе. Докажите, что я убил его. Докажите, что мне пришлось убить и Лукара, когда он, по сути, выдал вам все, что ему известно. Ведь песенка, которую он насвистывал в телефон, называется «Мечты маленькой Долли», и он терзал ею Роберта до тех пор, пока убить его стало чуть ли не актом милосердия. Но докажите, что я убил его, миссис Габриэлла-Ясновидящая. И каким же оружием? Есть улики?
Он довел себя почти до экстаза, опьяненный собственными словами, своей отчаянной смелостью. Его спина выпрямилась, сутулость пропала. Произнося свою речь, Годольфин размахивал руками, а когда замолчал, кончик его трости просвистел в опасной близости от лица Габриэллы. Маленькая рука взметнулась вверх, ухватилась за кольцо на трости и резко вывернула ее влево.
– Мне эта штука уже давно не давала покоя. У моего мужа была когда-то такая же, – прошептала престарелая Габриэлла, а Годольфин попятился от нее, выдернув из трости сверкающее лезвие шпаги в два фута длиной.
Глава 19
Даже лучший полицейский в мире, каким втайне от всех считал себя Бриди, не всегда психологически готов к моменту ареста, если повод возникает неожиданно.
Годольфин получил секундное преимущество и в полной мере им воспользовался. Он успел добраться до двери и открыть ее, прежде чем хоть кто-то успел преградить ему путь, и Фрэнсис опять вспомнила четкие, быстрые шаги, которые уже слышала раньше.
Находившийся ближе всех к двери дворецкий Норрис попытался поставить ему подножку, но Годольфин ранил его в плечо. Двое полицейских голыми руками атаковали вооруженного беглеца, чего требует от них глупейшая дисциплинарная инструкция. Более молодой из них, новобранец из Уолдса, схватился за лезвие, мгновенно лишившись пальца. Другой был старше и опытнее товарища. Он применил захват из приемов регбиста, однако Годольфин тоже был знаком с этим видом спорта и легко уклонился в сторону.
Две недели хромоты ничуть не сказались на его природной подвижности и легкости. Он стремительно спустился по ступеням крыльца. Годольфина мог бы остановить Петри, репортер из газеты «Курьер», стоявший прямо на его пути, но он оказался занят своим профессиональным делом и сумел получить фотографию, признанную потом одним из лучших снимков года, повысив тираж издания.
Только толпа зевак сумела нанести Годольфину поражение, и в этом заключалась определенная символика, своего рода высшая справедливость. Ведь в итоге он совершил преступление и против них, против представителей той самой цивилизации, которая породила его. В цивилизованном обществе всякое убийство считается преступлением против общества, а преступник, если не взят под стражу полицией, не защищен от толпы и от ее самосуда, даже порой казни на месте.
Когда Годольфин появился на ступенях, толпа обывателей сохраняла спокойствие, погрузившись в мрачное созерцание, смысл которого непостижим для наделенных интеллектом индивидуалистов. Люди стояли в унынии, несмотря на ветер и дождь, устремив взгляды на темную громаду дома, отделенные от него только блестящей полосой мокрого асфальта.
Люди в толпе никогда не отличаются сообразительностью, и Годольфин успел спуститься по лестнице и броситься бежать по мостовой в сторону огней Сент-Джеймса. Однако среди зевак все же нашелся один человек, который правильно оценил ситуацию. Он перепрыгнул через ограждение и выскочил на середину улицы, и тогда толпа пришла в движение. Рык, примитивный и дикарский в своей сущности, пронесся среди них, и все скопом они бросились в погоню, заставив преступника бежать еще быстрее.
