Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
– Не для вас, Баххубер? Вы ведь не будете скучать по опере? Нет. Последний парень скучал по опере, – сказал Картер. И я увидел, что пунка-валла[110] внимательно прислушивается, так что я понял, что он слышит в отличие от слуг британского раджи, которых набирали среди глухих.
– Бедолага, – сказал Картер. – Ваш предшественник был, что называется, идеалистом. Вы идеалист, мистер Баххубер? Нет, это ничего. Я не чудовище. Конечно, я виню штат Западную Австралию, учебный план или как там он называется. Никто не хочет учить этих засранцев ничему практическому. Если бы департамент образования видел то, что видит Гаррет, они бы это поменяли. Гаррет знает, что я хочу, верно, Гаррет? Дайте мне пацана лет двенадцати, и он будет работать скотоводом два года спустя. Все хорошо, приятель, я их не похищаю. Мы ладим. Я могу поладить с кем угодно. Конечно, с грогом тут проблемы. Они не могут пить, как белые.
– Итак, – сказал я, – я так понимаю, у вас есть свободное место.
– Не волнуйтесь, – уверил он, – я покажу, что к чему. Вы должны познакомиться с оригиналами, коммунистами. Здесь их было пятеро, но я стал стрелять им по радиаторам. Ни один из них не работал, но они подбивали моих людей бастовать, чтобы им платили. Знаете, скольких я кормлю? Чертовы полторы сотни. Если настанет день, когда придется платить, я просто прогоню их с земли.
Я почувствовал, что только пунка-валла угадал мое негодование. В тот момент я воображал его тамилом – из-за острого тонкого носа.
Я сидел за столом у Картера в хмурой тьме, но затем прибыли керосиновые лампы, и при желтом дымном свете он разрезал огромный ростбиф. Два тихих светловолосых ребенка присоединились к нам, но мне не назвали их имена.
Гаррет хлебал свою добрую порцию рома и позволял себе защищать департамент образования, как и ожидалось.
– Видите, мистер Баххубер, – сказал Картер, – я могу поладить с кем угодно. Спросите миссус. Скажи им, Джэнет. Я лаю хуже, чем кусаю.
Миссис Картер наградила меня усталой улыбкой, и я понял, что нет силы, которая сможет удержать меня в этом аду. Я встану рано и буду дежурить у «морриса-майнора», пока не починят тормоза.
3
Возможно, я плакала из-за разваливающегося брака, а может, от напряжения в нескончаемом Испытании «Редекс». Но скорее всего дело было в том, что этот хрупкий старый пастор нес мандарины в точности так, как его сын, когда предложил нам яйца в приветственный дар. Это был отец Вилли, и конечно, он утешил меня, его рука легла легко, как листок, на мое плечо.
– Милая леди. – Он освободил меня от картонной коробки. – Вам определенно нужна чашка чая.
Он отвернулся, не зная даже, кто я, черт возьми, такая. Я последовала за ним. Его фигура была прямая, узкоплечая, поступь слегка норовистая. Я пыхтела сзади по бетонной дорожке, мимо пыльного, выцветшего на солнце «форда-префекта», мимо компостной кучи, и вошла в гараж, который уже много лет не видел автомобиля.
Типичный образчик «папиного сарая», в котором теперь хранились столярные принадлежности, садовые горшки, инкубаторы и засыхающие растения, например «петушиные хвосты»[111], свисающие с балок.
Локтем он подвинул деревянный рубанок и поставил коробку «Ардмоны» на верстак. Что я собиралась ему рассказать?
Там стоял шаткий карточный столик, табуретка и кухонный стул. Он подал мне стул и занял табуретку, и налил черного чая в откручивающуюся крышку термоса. Не было ни сахара, ни молока.
– Итак? – спросил он.
Когда он увидел, что я хочу открыть коробку, то достал карманный нож с костяной ручкой, старой и пожелтелой, разрезал изоленту, которой мой муж ее скрепил. Тогда я поняла, что должна говорить быстро.
– Я миссис Бобс, – сказала я. – Из Бахус-Марша. Под Мельбурном.
Но коробка уже открылась, и он увидел.
– Я надеялась, что вы похороните его как полагается?
Его челюсть удлинилась, губы сжались. Я извинилась.
– Вы приехали из Мельбурна?
– Верно, но его народ не хочет к нему прикасаться.
Он прикрыл веснушчатой рукой рот и подбородок.
– Его народ?
– Аборигены.
– И вы из Мельбурна. Но приехали сюда?
– Простите, мистер Баххубер. Мне некого больше просить. Видите ли, мы участвуем в Испытании «Редекс». – Последнее было ошибкой, приведшей только к путанице, и чтобы разобраться в ней, ушло время. – Я знаю вашего сына, – выдала я наконец.
Он произнес резко:
– Какого сына?
– Вилли.
– Откуда вы знаете Вилли?
– Я видела его несколько дней назад. В Бруме.
Он выглядел ошеломленным.
– Мы участвуем в гонках.
Он повернулся к картонной коробке и достал череп с его ложа из рваной газеты.
– Но это, – сказал он аккуратно, – это маленький ребенок.
– Но ведь его нужно похоронить?
Он ответил не сразу:
– Вы знали нашего Вилли?
Кто не запутается, сколько бы ему ни было лет? Он меня совершенно не знал. Никогда не слышал о Бахус-Марше и о том, что его сын жил там. Он хоть знал, что Вилли стал учителем?
– Бедный Вилли, – сказал он, пробегая рукой по черепу, гладкому, как яичная скорлупа, замешкавшись возле отверстия. – Я сослужил тебе плохую службу, дружок.
Его бледные глаза хотели от меня чего-то, что я не могла назвать.
– Это был ужасный поступок для христианина. Я думаю об этом каждый день.
– Мне так жаль.
– Да, – сказал он нетерпеливо (он не хотел сочувствия). – Но, видите ли, он чувствовал себя здесь как дома, был таким довольным, правда. Он убежал, о, он убежал, миссис… хотите посмотреть его комнату?
Я не могла тратить время, но да, я должна была увидеть комнату, и пастор уверенным жестом опустил череп назад в гнездо. Закрыл коробку и положил поверх широкий деревянный рубанок. Затем взял меня за руку, уже без капли нетерпения, и вывел на солнечный свет. Незадолго до этого шел дождь, и капли блестели на мангольде, и новенькие ступеньки позади его дома были ярко-желтыми.
Ему не нужно было говорить мне, что его жена умерла. Печального состояния кухни, маленьких пластиковых пакетов для очистков, висящих на дверных ручках, было достаточно, чтобы сообщить: «Я сейчас один». Он поторопил меня в зал, а затем в затхлую комнату, поднял в ней темно-коричневые голландские жалюзи и осветил, словно выцветшую фотографию, сделанную в дни, когда еще не было «Кодахрома», пустую и чистую спальню с потускневшими спортивными призами, крикетным мячом и тремя томами детской энциклопедии, занявшими длинные полки над крошечной партой. Сильно потрепанный медвежонок отдыхал на подушке, и на стене над ним был пришпилен поржавевшими плоскоголовыми канцелярскими кнопками черно-белый рисунок замка. Я предположила, что он сказочный, но, честно говоря, у меня от него пошли мурашки.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
