– Ну что, дамы, не желаете по чашке чая? – спросил он, покончив со своим занятием.
Джо вскинул голову.
– Извини, дружище! – усмехнулся хозяин. – Так что, всем по чашке?
– Да, пожалуйста, милый, – отозвалась через плечо Тони. – Он у меня просто сокровище… Вот, кажется, здесь должны быть фотки с вечеринки.
Из альбома тут же посыпались незакрепленные снимки и поздравительные открытки. Кейт собрала в ладонь те, что улетели на пол, и положила их веером на стол, точно игральные карты.
– Ага, вот и наша компания! – просияла Тони. – Взгляните-ка, какие куколки! Мы перед тем, как идти на дискотеку, собрались все у меня в комнате, чтобы подкраситься и уложить волосы. От лака и духов там было просто не продохнуть. Как сейчас помню!
Кейт стала внимательно разглядывать лица на снимке.
– А которая из них вы?
Тони постучала пальчиком по улыбающемуся личику почти в самом центре группы:
– А вот я. У меня была стрижка «перьями». Тогда все повально ее делали. Мы же все мнили себя Шиной Истон! Сейчас это кажется чудовищно – а тогда было невероятно круто. В буквальном смысле. – И она ностальгически пригладила свой гладенький блестящий «боб». – А макияж какой, взгляните! Мы же румяна шпателем накладывали!
Кейт громко рассмеялась.
– Ну да, как будто все разом побывали в ожоговом центре. А мы еще мазали одним и тем же «блеском» и губы, и щеки! До сих пор помню, каким он был липким и пахнул жвачкой.
– Точно! У меня еще был блеск для губ, пахший земляникой. Аж до жути!
– Ну, а кто тут остальные на снимке? – спросила Кейт, возвращаясь в прежнюю колею.
– Итак, это Джилл, это Джемма, Сара Б. и Сара С. Вот насчет этой врать не буду. Мне кажется, она всего четверть у нас проучилась. А это, кажется, Гарри Гаррисон и ее странная подружка. В школе они были на год нас помладше, но Гарри была знакома с моим братом Малкольмом. Он ей просто страшно нравился. Да помнится, и всем девочкам тоже. Бедный Малкольм! Он был слишком уж красивым на свою беду! Короче, Гарри упросила меня пригласить ее на вечеринку. Кажется, они потом вдвоем куда-то ненадолго отлучались. Ой, даже и не вспомнить – столько лет прошло! Помню только, что эта Гарри в школе вечно попадала в неприятности – но с ней было очень весело.
Кейт старательно записывала все имена, то и дело прерывая ее поток болтовни и воспоминаний, чтобы уточнить чью-то фамилию или правильность ее написания.
– А вам, случайно, не знакома некая Энн Робинсон?
– Только разве что по «Слабому звену» из телика.
– Нет, это явно не она, – покачала головой Кейт. – А кто еще здесь до сих пор живет? – поинтересовалась она, когда ее собеседница приумолкла, взявшись за вторую чашку чая. – Кого бы я могла пойти тут повидать?
– Обе Сары так и живут возле старого заводского комплекса, но я с ними не виделась с тех самых пор, как мне перевязали трубы.
Кейт кивнула, сочувственно прикрыв глаза. Ее всегда изумляла эта крайняя степень внезапной близости. С этой женщиной она познакомилась каких-то полчаса назад – и уже знала ее репродуктивную картину.
– Как-то уж очень долго я после этого очухивалась, – между тем продолжала Тони. – Врачи говорили, через два дня уж встану с койки – а вот черта с два.
– Бедняжка, – произнесла Кейт это всеобъемлющее слово, способное прервать нежелательные воспоминания интервьюируемого. – А что Джилл? Или Джемма? – направила она Тони на прежнюю дорожку.
– А, эти повыходили замуж и уехали, кажется, то ли в Кент, то ли в Уэссекс. Господи, я уже столько лет о них даже не вспоминала! В свое время мы были очень с ними близки, а потом просто потеряли контакт. Я на несколько лет перебралась на запад Лондона, там нашла себе первую работу в офисе. А ведь вся эта суета затягивает, верно? Словно замыкаешься в своем мирке. Когда я сюда вернулась, они уже переехали, а я была замужем.
– Мне это знакомо. – Кейт с участливым лицом помешала ложкой чай. – А что другие девушки на снимке? Та, например, что увлекалась вашим братом?
– Гарри? Увы, насчет нее я тоже ничего не знаю. Вряд ли от меня вам какая польза, правда?
– Ничего подобного! Просто замечательно, что мы с вами пообщались. Огромное вам спасибо, Тони. Вас мне сам Господь послал!
Хозяйка паба в ответ заулыбалась.
– Я ужасно рада. Теперь прямо чувствую в себе заряд энергии. Даже думаю, не устроить ли мне у себя встречу старых подруг? Как когда-то в 1985-м? Надо будет пошарить по «Фейсбуку» и всех их найти.
– Тогда дайте и мне знать, кто отзовется, – попросила Кейт. Она и сама собиралась поискать их по «Фейсбуку», но понимала, что у Тони куда больше шансов найти тех «дискотечных» девчонок и получить от них какой-то отклик. – Обещайте, что и меня туда пригласите. Обожаю буги-вуги!
Тони радостно пискнула и тут же заводила руками в «хэнд-джайве».
47
Четверг, 12 апреля 2012 года
Анджела
Когда приехали полицейские, открывать им пошел Ник. Он как раз заехал домой пообедать и забрать оставленный на тумбе в прихожей счет заказа. Прежде он никогда не приезжал домой до вечера, предпочитая взять с собой упакованный ланч или купить сосиску в тесте в пекарне за углом, – но после того, как появились какие-то новости об их младенце, у мужа всегда подворачивался хороший предлог наведаться к ней среди дня. Анджела подозревала, что так он пытается держать ее под присмотром.
Когда она сообщила Нику, что нашли Элис, он расплакался. Вернувшись в тот день домой, он обнаружил, что Анджела сидит дома одна в полнейшей тишине. Не слышно было ни радио, ни телевизора, что обычно составляли ей компанию. Она подняла на него взгляд – и Ник все понял.
– Это она, да?! Наша малышка? – воскликнул он, а потом разразился слезами, да так, что казалось, уже не сможет их остановить.
– Я даже не надеялся, что ее когда-то удастся найти, Энджи, – говорил Ник сквозь рыдания. – После стольких лет это казалось таким невероятным. Я уже даже начал сомневаться, а была ли она вообще у нас когда-то. В том смысле, что я всего разок-то успел подержать ее на руках, как она исчезла. Я считал, это мне наказание за то, что я тебя обидел, Энджи. Прости меня, Энджи! Прости меня за все!
Она принялась утешать его, успокаивать. Но на самом деле его слова глубоко потрясли Анджелу: впервые он с такой неприкрытой честностью сказал о своих чувствах к их первой дочери. И о своей вине. Ник ни разу еще не говорил ей ничего подобного – даже по первости, в дни самого черного отчаяния, – и она даже думала, не погасила ли она сама в нем способность быть с ней откровенным. Ее бессильная ярость и всепоглощающее горе наполняли, казалось, каждый уголок их дома. И он просто обязан был держаться сильным и неколебимым. Только вот что происходило в его душе все эти долгие годы?
