Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Все разом проснулись.
– Господи! Спиро, зачем так кричать? – хриплым от сна голосом простонал Ларри.
– Чай, – озираясь вокруг, произнес Кралефский, похожий на взъерошенного мотылька. – Чай, боже правый. Что может быть лучше!
– О черт, башка трещит, – подал голос Лесли. – Все из-за этого вина. Так ударило в голову, словно мул лягнул.
– Я тоже никакой, – сказал Ларри, зевая и потягиваясь.
– У меня такое чувство, будто я утонул, – с убежденностью проговорил Макс. – Утонул в мальвазии, а потом с помощью искусного дыхания меня вернули к жизни.
– Не можешь не коверкать наш язык, – раздраженно отозвался Дональд. – Мало того что над ним издеваются тысячи англичан, так еще и вы, иностранцы, туда же.
– Помнится, где-то я читал… – начал Теодор, проснувшийся мгновенно, как кот, а впрочем, он и спал по-кошачьи и потому выглядел, как всегда, безупречно, никакой заспанности. – Помнится, я где-то читал о племени в горах Цейлона, которое говорит на никому не понятном языке. Даже лингвисты не могут его расшифровать.
– Прямо как английский нашего Макса, – заметил Дональд.
Под воздействием чая, промасленных тостов, соленых галет, сэндвичей с жерухой и огромного фруктового пирога, сочного, ломкого и духовитого, как суглинок, все стали понемногу очухиваться. Потом мы двинули к воде и поплескались в теплом море, пока солнце не ушло за гору, тень от которой легла на пляж, отчего он сразу сделался бесцветным и холодным. Тогда мы поднялись к вилле Ставродакиса и, усевшись под бугенвиллеей, наблюдали за тем, как над морем смешиваются закатные краски. В конце концов мы оставили хозяина, который настоял на том, чтобы мы прихватили дюжину бутылей его несравненного вина в память о визите, и направились к нашей моторке.
Выйдя в море, мы оставили позади длинную тень от горы и снова оказались в теплых объятиях сияющего, в кроваво-красных пятнах солнца, которое садилось за Пантократором и отбрасывало на воду переливчатое отражение, этакий пылающий кипарис. Отдельные облачка порозовели и пожелтели, а когда солнце нырнуло за гору, небо из голубого сделалось бледно-зеленым, а морская гладь ненадолго окрасилась в волшебные тона огненного опала. Мы двигались в сторону города под тарахтение мотора, оставляя за кормой кружево из белой пены. Свен тихо заиграл вступление к «Миндальному дереву», и все хором запели.
Руками легкими, как ветерок,Тряхнула цветущий миндаль,И тотчас ее, от макушки до ног,Покрыла снежная шаль.И тотчас ее, от макушки до ног,Покрыла снежная шаль…
Голос Спиро, глубокий, густой, стелющийся, точно черный бархат, гармонично сливался с приятным баритоном Теодора и тенором Ларри. Две рыбины взлетели прямо перед нами, пронеслись над водой и исчезли в сумеречном море.
Стемнело уже достаточно, чтобы различать фосфоресцирующие зеленоватые точки там, где моторка разрезала морскую гладь. Красное вино, еще не так давно ворчавшее в деревянной бочке, приятно булькало, разливаемое из глиняного кувшина по стаканам. Ветерок, теплый и мягкий, как лапа котенка, поглаживал лодку и ее пассажиров. Кралефский задрал голову и с затуманенными от слез глазами пел дрожащим звездам в бархатно-синем небе. Вода за бортом шуршала, точно сухие листья, поднятые ветром и нежно трущиеся о стволы деревьев, когда-то давших им жизненные соки.
Казалось, любимую тронул мороз,Но я поскорей подбежалСтряхнуть лепестки с ее плеч и волосИ так ей, волнуясь, сказал…Стряхнул лепестки с ее плеч и волосИ так ей, волнуясь, сказал…
Вдали, там, где канал отделяет Корфу от материка, темная вода покрылась, как веснушками, огнями рыбачьих лодок. Как будто в море обрушился Млечный Путь. Над черепашьим панцирем Албанских гор неспешно выкатилась луна, красная, как солнце, потом побледнела до цвета меди, пожелтела и наконец стала белой. Морская рябь поблескивала, как рыбья чешуя.
Теплый воздух, выпитое вино и меланхоличная красота ночи погрузили меня в сладостную печаль. Хотелось думать, что так будет всегда. Ослепительный и радушный, полный всяческих тайн остров, моя семья, мои звери и друзья в придачу: высвеченный луной бородатый Теодор, которому не хватало только рогов, чтобы сойти за Пана; слезливый Кралефский – черный гном, оплакивающий свое изгнание из сказочной страны; скалящийся смуглый Спиро, чей звучный голос не уступил бы несметному пчелиному хору; Дональд и Макс, с озабоченным видом вспоминающие слова и старающиеся положить их на музыку; Свен – большой страхолюдный ребенок, осторожно выжимающий задушевную мелодию из своего нескладного инструмента.
Глупышка! Не рано ль снежком заметатьРоскошные кудри твои?Зачем о зиме отдаленной мечтать,Когда так поют соловьи?Зачем о зиме отдаленной мечтать,Когда так поют соловьи!
А ведь дело как раз идет к зиме, подумал я, но затем снова будет весна, глянцевая, сверкающая, яркая, как щегол, а там и лето с длинными жаркими бледно-желтыми днями.
Глупышка! Не рано ль снежком заметатьРоскошные кудри твои?Зачем о зиме отдаленной мечтать,Когда так поют соловьи?Зачем о зиме отдаленной мечтать,Когда так поют соловьи!
Убаюканный вином и стучащим сердцем моторки, теплой ночью и дружным пением, я уснул, а лодка несла нас по нагретой морской глади к нашему острову и последним летним денечкам.
Эпилог
Корфу для меня так важен, что его утрата стала бы смертельным ударом для моих планов. Запомните: при нынешнем раскладе в Европе самым большим для меня несчастьем явилась бы потеря Корфу.
НаполеонПереписка
Письмо
Дорогая миссис Даррелл,
похоже, войны уже не избежать, так что, пожалуй, Вы поступили мудро, покинув Корфу. Остается лишь надеяться на то, что мы снова увидимся в лучшие времена, когда к человечеству вернется разум. С нетерпением буду ждать.
Если Вы захотите со мной связаться, то пишите мне в Ионийский банк, Афины, до востребования.
Желаю Вам и вашей семье в будущем всего самого хорошего.
С любовью,Ваш ТеодорОткрытка
Мама,
я перебрался в Афины, держим связь. Здесь чудесно. Акрополь – розовая гора плоти под солнцем. Послал тебе мои вещи. В сундуке № 3 ты найдешь книгу под названием «Анализируя Марло». Пришлешь? Здесь все носят военные каски. А я себе куплю большое копье.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
