Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
На фоне торжества такого научного откровения Ницше провозгласил, что Бог мертв. Здесь важно, однако, понимать, что тот Бог, которого, как думал Ницше, убила наука, – Бог, уже не совместимый с рациональным мышлением, – был наделенным чертами личности Богом Творцом из Библии. Но ни наука, ни разум ни в коей мере не опровергли концепцию наивысшей мистической реальности.
Это не означает, что ведущие ученые были готовы с энтузиазмом размышлять о возможном существовании реальности, открытой мистиками. В конце концов, сам авторитет науки строится на предпосылке, что материальная реальность есть наивысшая форма реальности, что нет ничего более реального, чем физическое, материальное вещество, образующее вселенную. Но даже с научной точки зрения природа материальной реальности может оказаться более скользкой, чем то кажется здравому смыслу. Скажем, именно так полагал Альберт Эйнштейн. В 1938 году он выразил свое мнение, что научное понимание физического мира может быть не таким уж надежным, как привыкли думать рационалисты-материалисты, следующими словами:
Физические концепции – это свободные творения человеческого ума, а не, как может казаться, нечто такое, что определяет собой исключительно внешний мир. Стремясь постичь реальность, мы похожи на человека, который старается понять устройство часов, не разбирая их. Он видит циферблат и движение стрелок и даже слышит тиканье, но не может открыть их корпус. Одаренный человек может как-то представить себе механизм, который производит все доступные наблюдению действия, но он никогда не сможет быть уверен в том, что его картина дает им единственно возможное объяснение. Он никогда не сможет сравнить свою картину с реальным механизмом и даже не в состоянии представить себе возможное значение такого сравнения.[169]
Наука в лучшем случае дает нам метафорическую картину реальности, и хотя такая картина может выглядеть убедительно, это не значит, что она непременно верна. В этом смысле наука подобна мифологической системе, собранию историй, которые объясняют и разрешают загадки существования и помогают нам справляться с трудностями в жизни. Они работают и в том случае, если материальная реальность и в самом деле есть наивысшая форма реальности, поскольку, несмотря на декларации науки о том, что истина доступна объективной проверке, ум человека лишен способности вести чисто объективное наблюдение. Все наши перцепции субъективны по самой своей природе, и, как невозможно заглянуть внутрь часов Эйнштейна, так мы не можем освободить ум от субъективности, чтобы увидеть реальность «как она есть». Таким образом, любое познание строится на метафорах, и даже самые непосредственные наши ощущения от окружающего нас мира можно рассматривать как объяснительные истории, созданные мозгом.
Потому можно сказать, что наука носит характер мифа и, подобно всем мифологическим системам, построена на одной фундаментальной предпосылке: все подлинно реальное можно верифицировать научными методами измерения, а потому все то, что нельзя верифицировать наукой, не есть подлинная реальность.
Предпосылка, что одна система обладает исключительным правом определять, что есть истина, делает науку непримиримым врагом религии. Если абсолютное единое бытие действительно существует, это ставит как науку, так и религию в парадоксальную ситуацию: чем точнее каждая будет понимать свои фундаментальные предпосылки, тем глубже будет конфликт между ними – и тем дальше они обе окажутся от наивысшей реальности. Но если удается понять метафорическую природу таких предпосылок, их несовместимость устраняется и каждая из них становится в большей мере реальной и ближе к трансцендентному.
* * *
Если абсолютное единое бытие реально, значит, Бог во всех тех персонифицированных формах, которые знакомы людям, может быть только лишь метафорой. Но приведенное выше стихотворение К.С. Льюиса косвенно говорит о том, что метафора не есть бессмыслица, нельзя сказать, что она ни на что не указывает. Метафора Бога стойко сохраняется по той причине, что она укоренена в таком опыте, который кажется безоговорочно реальным.
Нейробиологические корни трансцендентной духовности показывают, что абсолютное единое бытие есть правдоподобная и даже вероятная реальность. Из всех сюрпризов, порожденных нашей теорией – выводов о том, что за мифами стоит биологическая необходимость, что ритуалы интуитивно строились так, чтобы они порождали состояния единства, что мистики, в конце концов, не всегда безумцы и что все религии суть ветви на стволе одного духовного дерева, – самой поразительной является мысль, что для этого наивысшего состояния единства можно найти рациональное обоснование. Реальность абсолютного единого бытия не служит убедительным доказательством существования верховного Бога, однако весомо поддерживает представление о том, что существование человека не сводится к чисто материальному бытию. Наш ум обладает способностью чувствовать эту глубинную реальность, это совершенное единство, в котором исчезает страдание и все желания умиротворены. Пока наш мозг останется таким, каков он есть, пока наш ум сохранит способность ощущать эту глубинную реальность, духовность будет по-прежнему окрашивать переживания человека, а Бог – как бы мы ни определяли это великое и таинственное понятие – всегда будет с нами.
Эпилог. Так что же такое «нейротеология»?
Выход этой книги в свет привлек широкое внимание СМИ и вызвал не только бурю восторга и поддержку, но и споры как в религиозных, так и в научных кругах. Одна из целей нашей работы, а также идея, которую мы постарались изложить в этой книге, заключается в том, что наука и религия не обязаны быть несовместимыми: одной из них незачем быть ошибочной для того, чтобы другая была верна. Это неожиданный и спорный подход, однако скрупулезный анализ наших исследований свидетельствует о его правильности. Следует также упомянуть, что основной объем этих исследований составляет не нейровизуализация, а теоретическая разработка нашей модели на основании обширного обзора литературы по нейробиологии и религии, а также подробного философского и богословского анализа взаимоотношений между мозгом, религиозной практикой и духовным опытом. Мы надеемся, что проделанная работа укажет новый способ изучения связи между наукой и религиозными стремлениями, движущей духовной силой любой религии, таким образом, что не только прольет новый свет на истоки и значение человеческой духовности, но и обеспечит нам более глубокое научное понимание таинственных механизмов работы человеческого мозга. С самого начала мы рассчитывали, что наш труд будет способствовать исследованиям на стыке науки и религии так, чтобы каждая из них стимулировала и укрепляла другую, а не принижала ее.
* * *
В основе нашей теории лежит нейробиологическая модель, которая служит связующим звеном между мистическим опытом и наблюдаемыми функциями мозга. Пользуясь обиходным языком, можно сказать, что мозг, по-видимому, обладает внутренней способностью превосходить восприятие собственного «я». Мы предположили, что этот дар «самотрансцендентности» и лежит в основе религиозного стремления. Но это не означает, что, с нашей точки зрения, все религиозные убеждения и виды поведения являются мистическими по своей природе.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
