Он не появился ни к чаю, ни позже, когда уже начало вечереть, и, осмотрев цветы, которыми садовники украсили большую гостиную, Корнелия поднялась к себе.
Вайолет ждала ее. Подойдя к ней, Корнелия обняла свою горничную и поцеловала в щеку. Потом она сняла темные очки и вложила их в руку Вайолет.
— Выброси их, Вайолет. Разбей, закопай в землю, чтобы я их никогда больше не видела, как и одежду из моего приданого. Упакуй все и отошли в какое-нибудь благотворительное общество.
— Ваша светлость! Что случилось?
— Теперь все хорошо, Вайолет.
С сияющими глазами Корнелия повернулась к зеркалу.
После некоторого раздумья она выбрала зеленое шифоновое платье, которое было на ней в тот вечер, когда герцог впервые поцеловал ее. Оно красиво облегало ее фигуру, придавая ей вид юного эфирного создания. Сегодня она будет в собственных украшениях, решила Корнелия, застегивая на шее сверкающее бриллиантовое колье и надевая длинные серьги — свадебный подарок от Эмили.
— Вы наденете диадему, ваша светлость? — спросила Вайолет.
Корнелия покачала головой:
— Нет, обед неофициальный, хотя на нем будут присутствовать их величества. Но я хочу, чтобы ты сделала мне такую же прическу, как позапрошлым вечером, только вот я потеряла свои бриллиантовые шпильки.
— У вас есть другие, ваша светлость, те, что вместе с диадемой, — напомнила Вайолет.
Она приподняла обтянутую бархатом подставку, на которой покоилась диадема. Под ней лежали шесть шпилек, усыпанные драгоценными камнями. Они были гораздо больше тех, что она купила себе в Париже, и, когда Вайолет заколола ими ее волосы, шпильки засверкали в темных прядях подобно звездам в ночном небе.
На щеках у нее горел румянец, ничем не обязанный искусственным средствам. Ее ресницы — длинные, темные и загнутые — были так же хороши, как и тогда, когда она подкрашивала их, чтобы подчеркнуть большие, зеленые с золотистыми крапинками глаза Дезире. Искусственно подкрашенными были только ее губы: она воспользовалась губной помадой, которую дала ей в Париже Рене. Корнелия улыбнулась своему отражению в зеркале, и ее красные губы призывно изогнулись в улыбке — очень женственной, но и сохраняющей что-то от застенчивой невинности ребенка.
Она была готова, но все еще медлила спускаться вниз. Мгновение, которого она так ждала и в то же время страшилась, пришло, а тело отказывалась ей повиноваться, и она не осмеливалась сделать этот последний шаг в неведомое.
— Кареты подъезжают, ваша светлость, — взволнованно известила ее Вайолет.
И тогда Корнелия заставила себя выйти из спальни и подойти к ведущей вниз лестнице. Первые гости уже входили через парадную дверь в большой мраморный холл. Их приветствовал герцог, которому через минуту предстояло выйти на ступени парадного входа, чтобы встретить их величества.
Корнелия стала медленно спускаться, придерживаясь одной рукой за перила. Тихий шелест юбки был единственным звуком, сопровождавшим ее движение. Но ее сердце билось так, что ей казалось, будто все собравшиеся в холле слышат его стук. Она была на шестой снизу ступени, когда герцог обернулся и увидел ее. Несколько мгновений он просто смотрел на нее без всякого выражения, а потом вся кровь отлила от его лица.
— Дезире! — сдавленно проговорил он и шагнул ей навстречу.
Корнелия! Тебя просто не узнать! — воскликнула Лили и поцеловала ее в притворном порыве радости. — Моя дорогая, как ты изменилась! Неужели это Париж? Я поражена. Глазам своим не верю.
Корнелия высвободилась из объятий Лили, поцеловала дядю, пожала руки двум другим гостям, с которыми уже была знакома, и только после этого, под нестихающие восклицания Лили по поводу ее метаморфозы, снова взглянула на герцога.
У него был вид человека, попавшего в водоворот и не знающего, что ему делать. Их глаза встретились, и Корнелия лишилась способности двигаться и дышать.
— Дрого! Их величества! — повелительным тоном известила Лили, и герцог, двигаясь как автомат, пересек холл и вышел через парадную дверь.
— Давайте пройдем в гостиную, — предложила Корнелия голосом, который ей самой показался чужим.
Лили что-то щебетала, дядя Джордж задавал ей какие-то вопросы, но позднее она ни за что не смогла бы повторить, о чем они говорили и что она им отвечала. Помнила только, что ей удалось приветствовать короля с королевой реверансом, полным изящества и достоинства.
С этого момента весь вечер приобрел характер некоего фантастического действа, когда все, что она делала или говорила, казалось нереальным. Корнелия сидела на одном конце длинного обеденного стола и через горы золотых украшений и мили искусно расставленных орхидей пыталась увидеть лицо герцога.
Она смеялась и без смущения разговаривала с королем, сидевшим справа от нее. В конце концов он сделал ей комплимент, хотя она не смогла бы сказать, о чем они говорили.
Гости играли в бридж и музицировали, а когда герцогиня Рутленд встала, чтобы отвезти своих гостей домой, были высказаны искренние сожаления о том, что время пролетело на удивление быстро.
— Теперь мы будем ждать приглашений в «Котильон» еще с большим нетерпением, чем прежде, — любезно сказала она.
— Я всегда прекрасно провожу время в «Котильоне», — сердечным тоном произнес король. — Вы очаровательная хозяйка, моя дорогая.
— Благодарю вас, сэр.
Герцог провожал королеву к ее карете; Корнелия вышла с королем в холл. Она присела в реверансе, и он снова высказал ей свою признательность.
— Я собираюсь быть вашим гостем на первой фазаньей охоте, — сказал он. — Надеюсь, вы не забыли меня пригласить?
— Это было бы невозможно, сэр, — любезно ответила Корнелия.
Он засмеялся, и Корнелия услышала, как он, садясь в карету, шутил с герцогом. Остальные гости распрощались и, в вихре накидок и плащей, в облаках шарфов из тюля и шифона, тоже отбыли.
Когда Корнелия вернулась в гостиную, ее обуял страх — все стало до ужаса реальным. После того первого мгновения в холле она не осмеливалась взглянуть герцогу в глаза. Ей вспомнилось, каким он был бледным и потрясенным, когда произнес ее имя. Но у него было время прийти в себя, понять, как она с ним поступила.
Корнелии вдруг стало очень холодно, и она, дрожа, протянула руки к горевшему в камине огню. Что, если он не простит ей той шутки, которую она с ним сыграла? Любовь, способная вынести удары, часто увядает, если над ней смеются.
Она услышала, как в дальнем конце комнаты закрылась дверь, и замерла, не в силах обернуться, не в силах посмотреть ему в лицо. Она слышала, как он идет по ковру — медленно, неторопливо. Сколько раз у нее вздрагивало сердце при звуке его шагов?
Он подошел совсем близко к ней, но она стояла, наклонив голову и пристально глядя на огонь, который, казалось, совершенно не давал тепла.
