Уездному исправнику К. М. Делину
в т-ск отбыл известный вам иноземцев тчк принимайте тчк с николаевского вокзала его курирует агент хольцов тчк возомнил зпт что по столице гуляет пятнистая гиена тчк поэтому выпустил точно такую же из зоосада тчк разберитесь тчк жду тчк
Заманский Г. П. — А что, арестовать он меня не велел? — Ординатор поднял лицо и изумленно поглядел на исправника.
Делин вздохнул и покачал головой.
— Рассказывайте, Иван Несторович, рассказывайте. По всему вашему виду вижу — вам есть что поведать. Какая еще, к бабушке чертовой, гиена?
Иван Несторович поднялся и, обхватив голову руками, сделал несколько отчаянных кругов по ковру.
— Зачем они мне не поверили? — сорвалось в сердцах. — Зачем этот Беляков своими психологическими комбинациями заморочил голову единственному свидетелю? А, что скрывать… все равно им бы ничего не сказал! Про Ульяну Владимировну не стал бы…
— Ульяну Владимировну? А что с ней такое? — насторожился исправник.
— А как будто вы не знаете! Жалко мне ее, ребенок еще…
— Ну и мне было жалко, дорогой Иван Несторович, я ведь тоже не камень заместо сердца в груди ношу. Ребенок еще, ой ребенок… Так вы рассказывайте, рассказывайте. Хотите папироску? Очень успокаивает.
Иноземцев сморщился, энергично отказавшись, и вновь отчаянно стал вышагивать по кабинету.
— Началось все в поезде, на станции нижегородского вокзала…
И слово в слово, не утаив ни единой, даже самой ничтожной подробности, ординатор поведал свою печальную историю единственному во всем свете честному человеку, способному проникнуть умом во все самые таинственные уголки этой чумы.
Делин внимательно выслушал ординатора, не переставая при этом хмуриться, потирая усы. А когда тот закончил, долго еще сидел, опершись рукой о подлокотник кресла и задумчиво глядя на понурившего голову врача.
— Вы уверены, что видели именно ее, Ульяну Владимировну? — поинтересовался наконец исправник.
— Я не уверен даже, вижу ли вас, Кирилл Маркович. Я ни в чем теперь не уверен, — вздыхал утомленный долгим рассказом Иноземцев. Он вновь опустился на стул и, уткнувшись локтями в колени, уронил лоб на ладони.
— А зверь? Откуда ему взяться? Тем более в вагоне первого класса.
Иноземцев подавил горестный вздох.
— Да-а, — ворчливо бурчал исправник, — дела-а. Гиена. Вот ведь незадача.
Потом поднялся и, заложив руки за спину, стал прохаживаться. С лица не сходила похожая на грозовую тучу гримаса усердных раздумий.
— Как же мне теперь… — заговорил он так, словно никак не мог на что-то решиться. — А что, вы совсем об Ульяне Владимировне ничего не знаете?
— Что я должен был о ней знать?
— Значит, не знаете. То есть Заманский слишком буквально воспринял мою просьбу касательно вас и решил-таки совсем ничего не говорить.
Иноземцев выпрямился.
— Что говорить, Кирилл Маркович? — предчувствуя какую-то тяжелую тайну, все это время скрываемую от него полицейскими чиновниками, проронил он.
— Мне очень тяжело сообщать это, Иван Несторович. Вы, по всему видимо, питаете глубокие чувства к воспитаннице лжегенерала. Она была ладной барышней, юна, богата…
— И что же? Что?
— Дело в том, что Ульяна Владимировна… умерла.
Иноземцев ощутил, как сначала похолодели руки, лицо, а потом сжалось сердце.
— Как… умерла? Умерла?
— Утонула, — Делин покровительственно опустил на плечо ординатора ладонь. — Мы узнали об этом спустя две недели, как вы отбыли в Нижний Новгород. Видимо, она пряталась где-то у озера, отвязала лодку, дабы переправиться на другой берег и бежать из губернии окружным путем. Но лодка перевернулась… с нею вместе. Тело бедной барышни случайно обнаружили в камышах и тине мальчишки из Бюловки, частенько рыбачившие в усадьбе генерала. При ней были и алмазы, и…
