Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Он вскочил с места и побежал по квартире. Сделав несколько кругов, рванул на себя входную дверь, забыв отпереть замок. Наконец, сообразив, повернул ключ, выскочил на лестничную клетку и уже там закричал. Страшно закричал, даже завыл. Завыл, как раненый, смертельно раненный зверь. Как человек, потерявший сейчас все. Надежду. Веру. Да и вообще – жизнь.
Две недели после приезда он совершенно не помнил. Хорошо, что сообразил уйти из дома – уехал к однокурснику в Кубинку. Там, в деревенской избе, и отлеживался. Вечерами напивались, и это хоть как-то смягчало боль.
А к первому сентября вернулся в Москву уже другим человеком – теперь принадлежность к мужскому полу обнаруживали не только бицепсы, трицепсы и клочковатая борода – теперь он стал замкнутым, жестким, циничным. В общем, стал мужиком уже окончательно.
Спустя примерно полгода ударился во все тяжкие – загулял так, что пыль столбом. Бесконечные пьянки, странные и чужие, малознакомые компании.
Девицы без числа – из тех, кто не задает вопросов. Громкие, душные, потные ночи на чужих простынях. Иногда – на голых диванах, какие там простыни? Домой не приходил неделями – где спал, что ел, с кем пил?
Но это его, кажется, и спасло. А мысли-то были всякие, если по-честному. Может, туда, к ней? А что? Запросто! Сигануть с крыши, и все! Свободен навеки. Спокоен навеки. И счастлив уже окончательно. Потому что терпеть эту боль было невыносимо.
Мать и сестра смотрели на него с испугом и тревогой – не понимали, в чем дело. «Наверное, возраст такой, – вздыхая и успокаивая себя, рассуждала мать. – Мужик должен нагуляться. Попробовать многое. Иначе он не мужик. Не наестся – заголодает потом, в законном браке».
В общем, терпели. Скандалов почти не устраивали. Людка, конечно, пыталась: услышав скрип ключа, тут же выбегала в прихожую и принималась орать.
Странно, но мать ее оттаскивала и успокаивала. А его не трогала – чуяла, что нельзя?
О том, где похоронили Тасю, он не спросил. Понимал – не сможет увидеть ее могилу. Не сможет смотреть на ее фотографию там. Просто рехнется.
Ходил вокруг кладбища, не решаясь зайти.
Так прошел год. Слава богу, что не вылетел из института. А на четвертом курсе он встретил Зою.
Сразу понял – с ней не получится на голом диване и на чужих простынях. Да он к этому и не стремился – здесь было что-то другое. Совсем другое. Поняв это, осознав, прочувствовав, обрадовался: значит, еще не все потеряно? Не выгорело до дна? Черная, как после пожара, душа начала оживать? Травка зеленая начала пробиваться?
С Зоей все было осторожно. На поцелуй осмелился спустя месяца два. А так – за ручку, за ручку.
Она нравилась ему внешне – высокая, ладная, крепкая. Она шутила: «Я же крестьянских кровей, из деревни. Выросла на парном молоке. Вот так и не могу избавиться от своего румянца – а хочется благородной бледности».
Нет, ерунда! Все в ней было хорошо и красиво. Все гармонично. Длинная, красивая, крепкая шея. В яремной ямке – темная, почти черная, словно бархатная, родинка, которую все время хотелось потрогать пальцем – осторожно дотронуться, не дай бог повредить.
Волосы – густые, тяжелые, почти до пояса, темно-каштановые, блестящие, очень живые. Такие, которые никогда не оскудеют, и их ничем не возьмешь. Ухищрений они не требовали – пучок, коса, хвост, в свободном полете.
И глаза живые – карие, с еле заметной, только на солнце, желтинкой. И очень смуглая кожа. «У меня цыгане в роду, – смеялась она. – Что, не веришь? А, испугался! И правильно – у них в крови непокорность. И еще – вечное беспокойство!»
Шаг у нее был широкий, размашистый, смелый. Как-то в столовой она перехватила его удивленный взгляд, но не смутилась.
– Много ем? Да, так привыкла! У нас если не поешь – какой из тебя работник? Сил ни на что не будет. А вообще-то много, да. Девчонки сидят на диетах, а я… Они даже орут на меня, честно! – Она засмеялась и посмотрела на него озорно. – Да, орут! Ты нам мешаешь худеть! Это вечером, когда я нажарю картошки на сале. Запах стоит… А эти дурынды яблоки грызут и страдают!
Он улыбнулся:
– Да ешь на здоровье! Тебе даже… идет! В тебе есть какая-то сила. Сила жизни, вот! – выпалил он и смутился.
А Зоя, посмотрев на него абсолютно серьезно, кивнула:
– Да. Сила есть. Сила жизни. И еще – вот! – Она закатала рукав кофточки и напрягла руку. Кивнула на крепкий бугорок на плече: – Видишь? Вот то-то! Если чего, могу и в глаз.
И они рассмеялись.
Предложение Александр сделал через года полтора, поняв, что жить без нее он, в общем-то, не хочет. Привык к ней. С ней было спокойно, хорошо, уверенно как-то. Она не терзала его, как Тася. Впрочем, терзала Тася в первую очередь себя. Именно себя.
С Тасей было тревожно – всегда тревожно. Это придавало какой-то острый вкус их отношениям, но этот вкус был и горьким, и беспощадно-обреченным, что ли.
* * *
После его предложения Зоя не кокетничала, сразу кивнула:
– Ну слава богу, сподобился. А я уже почти потеряла надежду!
С чувством юмора у нее было прекрасно.
– Я люблю тебя и, конечно, согласна! Я хочу родить тебе двоих-троих детишек. Или четверых! Что, испугался? – засмеялась Зоя.
– А потянем? – улыбнулся Александр. – Вот я сомневаюсь. В себе сомневаюсь, не в тебе.
– Ну я же буду с тобой! – легко ответила она.
И в эту минуту он понял – она будем с ним, да. Всегда, в любых обстоятельствах. При любых, как говорится, раскладах. И никогда не стушуется, никогда не дрогнет, никогда не предаст.
Собственно, так и было всю их долгую и совсем непростую семейную жизнь.
Он терялся – она держалась. Он хныкал – она успокаивала. Он впадал в панику – она была кремень. Всегда. Успокаивала, поддерживала, утешала. Не ныла, ничего не требовала. Ее все устраивало – отсутствие денег, когда он потерял работу и не мог устроиться почти два года. Сказала – так, значит, так. Не война – проживем. Взяла полторы ставки, крутилась как могла. Бегала к старушке в соседний подъезд – готовила, прибиралась, – и это после работы. Платила ей дочка старушки – хорошо платила. Сначала. А потом деньги кончились – муж ушел, что ли? И тогда Зоя продолжала ходить к старушке бесплатно. «А как я теперь ее брошу? Она же привыкла ко мне! Да и что тут такого – забежать в соседний подъезд подмести, постирать и сварить суп?»
Александру было стыдно. Очень стыдно. Но понимал: как она сказала, так и будет. И бабульку она не оставит, не бросит – сколько ты ни пыли.
Ни троих, ни четверых детей не получилось. Получился один. «Зато какой!» – говорила Зоя.
Илья, сын, и вправду был удачный. Хорошо учился, много читал, занимался в кружках, бегал «на спорт». И везде были успехи. Никто и не удивился, когда он легко, без запинки, прошел в Бауманку. А конкурс там был ого-го!
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
