Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Молчаливые парни усадили снайпера на пол и распяли его у стены двумя парами наручников, закрепив их на ржавых трубах.
– Ну, что, – сказал седобородый, – ты не мальчик, и сам понимаешь, какая мне нужна информация. Не буду врать и предлагать тебе жизнь. Могу предложить только два варианта смерти…
В это время один из парней вытащил из багажника эмалированную кухонную миску с яркими голубыми цветочками по окружности, моток липкой ленты и маленькую птичью клетку.
Когда снайпер увидел в клетке крупную серую крысу, он мгновенно облился холодным потом:
– Пуля! – прохрипел он, не отрывая глаз от острой крысиной мордочки, которая высунулась сквозь проволочные прутья.
Стрелок знал, что бывает, когда такого грызуна, прикрыв миской, плотно приматывают к животу…
– Я и не сомневался! – спокойно произнёс седобородый. – Итак: кто, когда и каким образом тебя нанял?
Минут через двадцать под сводами ангара негромко хлопнул выстрел, который не всполошил даже вездесущих ворон: они тоже это место благоразумно облетали подальше…
Две недели спустя, уже в столице, голодная крыса была представлена начальнику контрразведки Нестерова. Он тоже сделал однозначный выбор.
Болотников услышал от Свергунова много интересного, но оставался главный вопрос – кто и кому изначально продал операцию «Белый караван», с которой когда-то и началась эта история…
8. Рубахин и Зименков
Майор, прилетевший за Рубахиным, показал ему служебное удостоверение и кратко объяснил свою задачу:
– У меня приказ, Василий Никитович, – доставить вас в центральный военный госпиталь.
Принесли новый комплект камуфляжа, поскольку прежняя одежда Рубахина уже никуда не годилась.
Василий начал собираться.
Майор вопросительно взглянул на папки, извлечённые капитаном из тумбочки.
– Это не имеет к делу никакого отношения! – Рубахин уложил рукопись в пластиковый пакет. – Частные записки!
Майор согласно кивнул.
У машины их встретил Пряников.
– Ну что, капитан, – сказал он, обнимая Василия. – Становись скорее на ноги – твоё дело от тебя никуда не денется. Хотя я подозреваю, что дальше мы можем оказаться с тобой в одной службе.
Заметив в глазах Рубахина немой вопрос, он указал глазами в сторону майора:
– Тебе всё расскажут…
Тряска в вертолёте не добавила Василию бодрости. Он поначалу хорохорился, отказываясь лечь на развёрнутые в салоне санитарные носилки, но к середине полёта побледнел, лоб его покрылся предательской испариной.
– Э-э-э, капитан, да ты ещё плох совсем! – с огорчением заметил майор. – Тогда слушай приказ – занять горизонтальное положение и беречь силы! А я передам, чтобы нас встречали медики. Пряников, похоже, тебя перехвалил, когда докладывал нам о твоём состоянии. Но носилки, как видишь, мы всё же захватили…
После приземления Рубахин уже не возражал, чтобы его на носилках вынесли из вертолёта и погрузили в санитарную машину. Слабость, навалившаяся в полёте, не проходила, раны противно саднило, его бил озноб.
Сразу за воротами аэродрома машина притормозила, и в распахнувшейся двери показалось взволнованное лицо Натальи.
Майор освободил ей место рядом с Рубахиным и пошёл к синему «форду», который, видимо, был прислан за ним.
– Встретимся в госпитале! – сказал он.
Наталья держала в своих ладонях руку мужа и молча плакала, глядя на поседевшие и опалённые огнём вихры его волос.
А Василию и не нужно было от неё никаких слов. Он улыбнулся и прикрыл глаза. В этом молчании прошла вся дорога.
Уже перед воротами госпиталя, Рубахин вдруг открыл глаза и с явным огорчением произнёс:
– Зайца-то я так и не захватил с собой!
– Какого зайца? – встревожилась Наталья.
– Белого, игрушку – Танюшке в подарок!
– Ну, – с облегчением улыбнулась она, – зайца мы здесь любого купим!
– Такого не купишь больше нигде! – сказал Василий. – Он меня спас от пули. Но об этом я тебе потом расскажу. Ты принеси дочку ко мне, как только сможешь!
– Завтра же мы к тебе и придём вместе, если доктора позволят! – радостно пообещала Наташа.
– Забери это с собой! – указал он на пакет с рукописью.
Взглянув на папки, Наташа сразу всё поняла, и глаза её снова наполнились слезами:
– Господи! – сказала она. – Да за что же им это такое!
– Потом, Наташа! – тихо, почти шёпотом, произнёс Василий. – Обо всём поговорим потом…
***
На следующий день жена с дочкой появились у него сразу после обеда. Рубахин чувствовал себя гораздо лучше – палата была одноместной, ночь он проспал как убитый и хорошо отдохнул. Потому, когда его самые родные девушки вошли, Василий вскочил с постели и крепко обнял их обеих.
Должно быть, в подобные мгновения наши души как-то соединяются с той точкой Вселенной, где сосредоточена Мировая Душа. И она подпитывается этими мощными, как солнечные протуберанцы, выплесками человеческого счастья и любви. Не будь таких мгновений, наша Вселенная давно бы превратилась в пустую, бесцветную и безголосую дыру в самой себе.
Танюшка, вопреки всем тайным опасениям Василия, отца узнала, быстренько перебралась к нему на руки и старательно обслюнявила ему все щёки – целовалась!
Наталья смотрела на них сияющими глазами и рассказывала, рассказывала Василию обо всех достижениях дочки к одиннадцати месяцам – что научились делать, что говорить. Конечно, самым приятным в коротеньком дочкином словаре ему показалось слово «папа», которое она произносила почему-то на французский манер, с ударением на последнем слоге – «папа».
Все полтора часа, которые они провели вместе, были посвящены Танюшке…
На душе у Василия было светло. Если вывести за скобки радости детства, то подобное состояние он испытал в своей жизни ещё лишь дважды – когда Наталья ответила на его чувства, и когда родилась дочка.
Проводив своих девушек до лифта, Рубахин вернулся в палату, подошёл к окну и сразу об этом пожалел – слишком резким контрастом его настроению предстал заоконный пейзаж.
Медленно, конвульсивно продавливал себя по улице в бесконечность железный автомобильный поток. На нём, как на теле огромного полоза, непрерывно вспыхивали красные огни стоп-сигналов. Они прокатывались из конца в конец искрами безысходной злости и хронического раздражения друг другом у сидящих в машинах людей.
Серым, нечистым и рваным выглядело небо. Картина создавала ощущение, что снег падает на Москву уже грязным…
Стоя в оконном проеме, Рубахин вдруг очень ясно осознал, что всё его сегодняшнее счастье – как свеча на сыром ледяном ветру, а в кармане больше нет ни единой спички…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
