Книга Жизнь в стеклянном доме - Людмила Феррис

Угорск, наше время

Следователь Лариса Сокольская сидела в приемной главы администрации и ждала свое назначенное время. Она, конечно, могла бы пригласить Ударникова для беседы к себе, но разговор на его рабочем месте следователь считала лучшим вариантом.

В приемной администрации телефон разрывался от звонков, и она слышала, когда секретарша снимала трубку, что кричали звонившие, поскольку кричали они очень громко.

— Вы сами воду пробовали пить?!

— У меня ребенок маленький!

— Вода грязная, вы о чем думаете?!

— У меня ванна коричневая!

Дело в том, что в квартирах Угорска из кранов текла техническая вода, на вид мутная и ржавая, темно-желтая и непригодная для питья. От этой коричневой чумы ничего не помогало — ни кипячение, ни отстаивание. Качество воды проверяли не только в конкретных домах, но и в распределительных сетях. При сравнении выходило, что к потребителям поступает совсем не та вода, что выходит с головных водопроводных станций. Оказалось, что воду очищают нормально, но эта очищенная вода поступает в водопроводную сеть по старым ржавым трубам. Изношенность труб, которые в большинстве домов не менялись десятилетиями, и стала причиной воды цвета крепкого кофе. Ударников собирал совещание за совещанием, поэтому просил следователя немного подождать. Она обрадовалась, когда увидела в приемной знакомое лицо Натальи Петровой.

— Здравствуйте, Наташа!

— Лариса Сергеевна! Как хорошо, что я вас встретила. Вы какими судьбами здесь? Мне нужно с вами об интервью договориться.

— Следствие не закончено, и пока я ничего комментировать не могу.

— Тогда скажите мне, неужели это и правда Марина? Мы ведь с Сергеем… — Наташа запнулась, — с Пестеревым теперь живем вместе, и мне надо это знать от вас, не от чужих людей. Я ведь чувствую свою вину в этой ситуации.

— Знаете, Наташа, я скажу вам из своей практики. Женщины живут сердцем и эмоциями, поэтому с точки зрения разума многие их поступки необъяснимы, непредсказуемы. Чувства заставляют женщину действовать импульсивно, часто не задумываясь о последствиях. Дамочке так хотелось замуж, идея стала просто навязчивой, она зациклилась на ней. К тому же возраст у нее критический, и ей казалось, что нашелся человек. Только сам человек об этом не догадывался, и она решила, что может повернуть ситуацию в свою пользу. Прошкина последнее время с ней общалась, давала советы, делилась проблемами, и она уверилась, что может к ней обратиться с таким предложением, не безвозмездно, конечно. Дамы друг друга нашли. Кауровна, конечно, раскаивается, она истратила деньги на лечение сына-наркомана, а он все равно скончался. Такая вот грустная история.

— А вы знаете, Лариса Сергеевна, что отец ее ребенка — Семен Палыч Чистов? Она сама рассказывала мне об этом. Может, вам это пригодится? Она надеялась, что он к ней вернется, когда она ему расскажет о сыне.

— Чистов не знал, что это его сын?

— Нет.

— Спасибо, Наташа, мне эта информация пригодится. Теперь мне многое становится понятным. Она, конечно, хотела доказать ему, что способна на поступок, но это был скорее жест отчаяния.

— Что ей будет? Сергей ведь, слава богу, остался жив.

— Да они не ставили задачу умертвить депутата, им нужно было его привязать к больничной койке, а дальше у Марины были свои планы. На больничной койке Пестерев оказался, но планам Марины не суждено было сбыться.

— Лариса Сергеевна, заходите, — громко позвала секретарша.

Яков Иванович выглядел уставшим. В такие дни он особенно ненавидел местный народ и своего зама по коммуналке, мужика вредного, но знающего. Ему казалось, что зам видел его насквозь, его панику, нервное состояние, а самое главное — нежелание этим коммунальным коллапсом заниматься. Мэра раздражала следователь, слишком часто, по его мнению, посещавшая его кабинет. Ему совсем не хотелось, чтобы эта дамочка пронюхала, что он встречается с инвесторами — Национальной строительной компанией, которая хочет строить в Угорске завод по переработке монацитового концентрата. А городской совет в прошлом году принял решение о недопустимости размещения в черте города вредных производств. Опять возбудится этот Пестерев, завоет телевидение, и его начнут обкладывать со всех сторон.

«Только я сейчас сам принимаю решения, без дяди». Он давно хотел оторваться от дядиной «пуповины» и прекратить играть вторые роли. Срабатывал эффект сжатой пружины, когда раздражение накапливается, сжимается и резко выходит наружу. Это явление и в технике, и в обычной жизни опасное, человек становится неуправляемым. Судьба не допустила этого и словно услышала его, включила на пути дядиной судьбы красный свет, не проскочил Чистов «свой перекресток» и теперь долгое время пробудет в тюрьме Таиланда.

«Надо постучать по дереву, чтобы удача не отвернулась. С одной стороны его жалко, но он сам виноват, старый развратник, поперся в Таиланд за бабой, здесь ему, что ли, мало было?» — подумал Яков.

А эту бабу, следователя, он боялся и поэтому, вспоминая советы Чистова, был тих и покладист.

— Яков Иванович, я пришла побеседовать с вами, чтобы прояснить последние детали. Вы были в числе тех, кто принимал участие в совещаниях, где обсуждалось намерение избавиться от Пестерева.

— Не было этого, не было! Совещания вел Семен Палыч, руководитель аппарата администрации, и обсуждались всего лишь политические технологии. Кто заставлял эту идиотку Прошкину травить Пестерева? Разве у меня был с ней разговор? Я ее заставлял?

— Ее заставили деньги и безответная любовь.

— Какая любовь?

— Несчастная, женская. Я пришла вас предупредить, что в деле будет определение, которое касается вас и вашего участия. До свидания.

Он так ничего и не понял про любовь и деньги и решил, что это Семен Палыч заплатил Кауровне за то, чтобы она отравила депутата. Иначе вообще ничего не сходится. Главное для него, чтобы эта рыжая исчезла из его жизни навсегда, как, впрочем, и дядя.