Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
– Живёхонька. Но я помышляю о другом.
– Эх, если б я её видел! Во всё время драки так и пряталась за шёлковыми занавесками. Она хоть красива?
– Она богата, а у меня недостает духу смотреть, как дрýги нищенствуют. Да и Жемчуга пора перековывать…
* * *
Печальная дева уставилась на Володаря ясными, серыми очами. На её коралловых устах блуждала странная улыбка. Лицо Елены более не казалось князю бесчувственным. Ах, эта её печаль! Ах, эта чужедальняя, смиренная скорбь!
– Не с тебя лики рисованы? – спросил Володарь. – Те, что в Святой Софии… золотом писаны…
Чело девы омрачилась, словно тучка набежала.
– Ты русич? – строго спросила она на языке ромеев. – Из каких мест? Не из Новгорода ли?
Под гулкими, тенистыми сводами, кроме них, было пустынно. Только где-то неподалёку звенела струя, и слышались звуки шагов. Шаги шелестели повсюду. Безголосые, бестелесные, в доме Агаллиана они окружали Володаря со всех сторон.
Князь вертел головой, силясь рассмотреть в редколесье колонн силуэты людей. Наконец ему удалось оглядеть одного. Невысокий, сухопарый, невеликого роста и немалых лет человечек быстро приближался к ним. Кожаные подметки его сандалий звонко хлопали по мозаичному полу. Следом за ним из-за ближайшей колонны, как тать из-за дерева, выскочил давешний длиннобородый старец, тот самый, которого Володарь принял за волхва.
– Высокородный патрикий Фома Агаллиан приветствует князя Рюрикова рода… – длиннобородый на миг запнулся, но печальная Елена выручила его:
– Имя моего спасителя – Володарь Ростиславич, отец, – проговорила она.
– Рюрикович?! – провозгласил Агаллиан, и голос его взлетел к расцвеченному мозаиками потолку. – Поклон тебе, князь Рюрикова рода.
Агаллиан действительно склонился в поклоне. Примеру патрикия последовал его бородатый домочадец. Даже Елена склонила золотоволосую головку. Володарь заметил, что Фома немного будто бы горбат, остронос, чрезвычайно подвижен и всей повадкой, и высоким пронзительным голосом напоминает мышь-землеройку.
– Стены каменные, а мышей, будто в амбаре деревенском… – пробормотал князь. – Вот ещё один мастак рыть да грызть.
– Провозгласим же славу Володарю Ростиславичу – князю дремучих лесов и синеводных озер! – Фома Агаллиан раскинул руки на стороны.
Широкие рукава его одеяния оказались расшиты золотой вязью. Маленький, горбатый человечек, будто разом вырос, разбух в ширину, возвысился. Высокий, звонкий голос его прокатился по огромной, уставленной множеством колонн зале многоголосым эхом. В тот же миг между колоннами сделалось многолюдно. Новые и новые люди выходили из-за колонн. Каждый из них торопился приветствовать Володаря почтительными поклонами и ласковыми словами. Юный прислужник подал ему большую чашу сильно разбавленного вина. Другой принёс скамью, третий поднёс медное корыто, в котором с ласковой тщательностью омыл княжеские стопы. Потом Володаря обули в шитые золотом, мягкие сапожки, обрядили в новую, плотного шёлка рубаху, а золотоволосая Елена взяла его за руку и повела между колонн, сквозь гомонящую толпу.
Володарь слышал обрывки фраз. Говорили о заморских сражениях, о злокозненных замыслах Роберта Гвискара[21] и о выступлении императора Алексея во главе армии, о многочисленных достоинствах Анны Далассины[22]. О последней домочадцы Агаллиана говорили благоговейным шёпотом. Всё те же константинопольские сплетни. И на торжище, и во дворце – одно и тож. Глаза Володаря разбегались, мысли путались, пестрели туники и плащи агаллиановой родни. Высокие причёски и блестящие украшения женщин, пасмурные лица мужчин, ангельские лики юношей и девушек – всё казалось чудным Рюриковичу. Ах, как они были белы, как не похожи на скуластые, покрытые шрамами и цветными узорами лица его половецкой свиты!
Наконец Елена привела его в пиршественную залу. Гости расположились в самых живописных позах вокруг большого, выложенного зеленоватым мрамором бассейна. Елена усадила Володаря на мягкое ложе. Прислужник поставил рядом с ним треножник с яствами на серебряном подносе. Князь прислушивался к шелесту голосов и благозвучию музыки. Поверхность воды, сплошь устланная розовыми лепестками, была совершенно неподвижной. Володарю страстно захотелось взбаламутить её ладонью, но ему помешал величавый муж. Украшенный множеством браслетов и колец, он величественно нёс на седеющей голове увесистую корону.
– Тебя приветствует Никон, брат Фомы Агаллиана, – провозгласил он, и розовые лепестки задрожали на спокойной доселе поверхности воды. – Слава князю Рюрикова рода!
– Слава! – дружно отозвались несколько голосов.
– Поднимем чашу за спасителя Елены Агаллианы! – золотоносный Никон отставил на сторону мощную десницу, и слуга вложил в неё наполненный кубок.
Другую чашу, увесистую, изукрашенную изящной чеканкой, с поклоном подали Володарю.
– Пьём за здоровье князя Рюрикова рода! – снова рявкнул Никон.
– За здоровье князя Володаря! – отозвался стройный хор голосов.
Где-то что есть мочи ударили по струнам. Высокие чистые голоса завели душевную песнь о великих подвигах среднего сына тмутараканского князя Ростислава Владимировича. Володарь поначалу смутился, а потом сладчайшее вино ударило ему в голову. Блеск золота и разноцветье одеяний, ароматные дымы курильниц, благоразумные речи, сосредоточенные лица братьев Фомы Агаллиана, их пронзительные голоса, провозглашающие здравицы в честь безудельного князя, танцы закутанных в шелка смиренниц – всё воплотилось в приятнейшее из сновидений.
Володарь вскоре понял: пиршественное собрание посвящено не только его героическому деянию. Младший брат хозяина, иссечённый шрамами, молчаливый и неказистый с виду Фотий, намеревался отправиться за море, к берегам осажденный фемы Диррахий, чтобы помочь императору Алексею в его противостоянии с Робертом Гвискаром.
Прислуга разносила вина и яства. Гости провозглашали здравицы в честь хозяина дома, его братьев и жены. Юные танцовщицы с бубенцами на щиколотках и запястьях кружились над бассейном, между ложами. Володарь с изумлением заметил среди них своего недавнего знакомца Галактиона. Мальчишка глумливо хохотал, пытался хватать танцовщиц за края одежд, прыгал, подобно ретивому козелку, пока не свалился в бассейн. Володарь и сам сделался нетрезв. Странная лень навалилась на него, истома слепила веки. Сквозь полудрёму он слышал приятное пение кифар и многоголосый, весёлый говор.
Твердая, цепкая, будто рачья, клешня ухватила его за запястье. Дёрнула некрепко. Володарь вскинулся, потянулся правой рукой в левому боку туда, где на широкой перевязи висели ножны.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
