Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Но я знала себе цену.
— Спасибо, но все мои достоинства — увы! — только внутри. И я к Вам по важному делу.
— Да, да, конечно, — Жомов принял серьёзный вид и от этого стал очень… несерьёзным.
Я чуть не прыснула.
Мы уселись. Директор за свой стол, а я на что-то, имитирующее стул.
— У Вас работает моделью некая Мура, — начала я.
Вениамин Венедиктович, бывший до этого момента в напряжённом неведении — чего это вдруг им заинтересовались органы безопасности? — расслабился, но не успокоился, а, наоборот, разнервничался. Он схватил со стола ручку и завертел ею в руках.
— Мура, Мура… Мура!
— Что Вы можете о ней рассказать?
— Теперь только хорошее.
— Нас интересует всё, — этим я хотела напомнить ему, какие структуры я представляю.
— Мура была послушной девочкой, очень перспективной.
«Стоп! Почему — была?»
— Она что, уволилась? Уехала?
— Как, Вы разве не знаете?! — он даже сам изогнулся вопросом.
— Нет.
— Она же попала под машину!
— Жива?! — быстро спросила я.
Жомов прискорбно покачал головой.
Я чуть со стула не свалилась. Опоздала! Говорила же мне Ида, что надо предугадывать события. Так я и предугадала. А толку? Знать — значит мочь. А я знала, но не смогла. Эх, ты, сыщик-прыщик! — ругала я себя.
— Расскажите, как всё это произошло? — попросила я.
— Случайность! Нелепая случайность, — горько недоумевал руководитель модельного центра. — Мы так беззащитны в этом мире. Врачи стремятся жизнь человеку продлить, даже хотят сделать его бессмертным, — пустился он в философские размышления. — Да любой кирпич, упавший ему на голову, сведёт на нет все их гениальные старания. Вот, пожалуйста, автомобили. Удобно, быстро, комфортно. А сколько людей из-за них гибнет. Правда, Мура была взволнована и даже очень и, наверное, нарушила правила…
— Она села за руль?
— Нет, перебегала дорогу.
— А что её так обеспокоило?
— Не знаю. Примчалась ко мне, вся взъерошенная, бледная: «Веничка, миленький, отпусти меня на часок, позарез нужно!» — он сделал паузу и объяснил. — У нас тут демократические отношения.
Я пожала плечами и помотала головой, мол, без проблем.
— Я, естественно, отпустил, думал, потом всё объяснит. Уже не объяснит, — печально произнёс Веничка.
Было видно, что он искренне переживал это несчастье.
— А кто может объяснить? — поинтересовалась я.
— Вам надо с Изольдой поговорить, они с Мурчиком дружили. Я ее сейчас приглашу.
Директор нажал на кнопку в своём телефонном аппарате и пропел в микрофон:
— Лизонька, дорогуша! Найди мне срочно Изольду, — и доверительно добавил. — Тут у меня из органов… Нет! — сказал он вдруг раздражённо, — с моими органами всё в порядке!
Мы минуты три сидели молча, даже не смотрели друг на друга, пока в дверь не постучали.
— Зайди! — крикнул хозяин кабинета.
Вошла высокая белая девица с напряжённым лицом.
— Вызывали, Вениамин Венедиктович?
— Да, — Жомов вскочил с кресла. — Изольда, тут с тобой хотят поговорить. Расскажи о Муре Кондрашкиной. А я вас временно оставлю, — это он уже обратился ко мне. — Дела, знаете ли, дела. — И спешно покинул помещение.
Изольда подошла ближе. Мы обменялись приветствиями.
— Садитесь, — предложила я, потому что, когда я смотрела на неё снизу вверх, у меня задиралась голова, и непроизвольно открывался рот. Было как-то неудобно.
Она села, но всё равно торчала выше меня. Слушайте, ну почему в модели отбирают именно такой тип девушек — длинных, худых, с тупым выражением лица? Кто сказал, что это — эталон женской красоты? Я когда-то в одной книжке вычитала, что красота — есть целесообразность. Вот-вот, именно целесообразность! Ведь природа не приспосабливается к извращённым вкусам определённой прослойки властвующего пола, которая даже в женщинах хочет видеть свою «голубую мечту» — мужское тело. Природа исходит из жизненной целесообразности, наделяя каждый из полов необходимыми им качествами для продолжения рода. И женщина должна быть женщиной, а мужчина мужчиной.
Изольда сидела возле меня, белая, холодная, как кусок льда. И хотелось расколоть эту глыбу, чтобы отыскать там, внутри, истинную девушку, теплую, нежную. Впрочем, подумала я, если разбить пополам её имя, то сразу всё станет понятным. Изольда — изо льда.
— Я из органов государственной безопасности. Меня зовут Евстолья Анатольевна, — представилась я. — Сейчас в моём производстве находится одно очень серьёзное дело с рядом изощрённых убийств. И в нём фигурирует Ваша подруга Кондрашкина. Она же Тамара, она же Мара, она же Мура. Вы ведь дружили с ней, не так ли?
Изольда перепугано кивнула. Кажется, девка готова, подумала я. Только бы не переборщить, мне хорошо известны подобные истеричные особы. Сейчас впадёт в прострацию и жди потом, когда она удосужится простраться, то есть выйти из этого состояния. А мне нужно выудить из неё важные сведения о Муре.
— Так вот, — продолжила я, — мне необходимо выяснить, в качестве кого проходила по этому делу гражданка Кондрашкина: жертвы, свидетельницы, соучастницы или же… — Я глянула на девицу и смягчила слово, — главной исполнительницы. И думается мне, что смерть её под колёсами не случайность, а подстроенное убийство!
Изольда заплакала. Тушь поплыла, и она размазывала её по лицу вместе со слезами. Мне стало жалко девушку. Я хотела сказать ей какие-то ободряющие слова, но не знала, как к ней обратиться. Изольда — как-то официально-холодно, а уменьшительные имена — Изя, что ли?
Но она успокоилась сама и посмотрела на меня решительно:
— Я тоже так думаю.
Женщины и сыщики любят ушами. Правда, у женщин они напрямую соединены с сердцем, а у сыщиков с мозгами. А поскольку я женщина-сыщик, то слушала сейчас исповедь Изольды Брайнер, одновременно сочувствуя ей всем сердцем и хладнокровно наматывая всё себе на ум.
Проблемы у Изольды начались в пубертатном периоде. В спокойно развивавшемся до этого времени теле словно сломалась какая-то заслонка, и в него хлынули скопившиеся гормоны, стимуляторы и катализаторы. Организм будто сбился с привычного ритма, и его стало бросать из одной крайности в другую. То выросли и оттопырились уши, то стал не пропорционально большим нос. Лицо покрылось яркими прыщами. А тут ещё, ко всему прочему, её попёрло вверх, как сорняк на навозе. «Ничего страшного, успокаивали врачи, идёт период физиологического вытяжения». Какое там вытяжение! Она не росла, она подпрыгивала в высоту! А вот то, что должно было наливаться объёмом и красотой, чахло на корню. Представляете себе такое? А каково девчонке? Короче, пубертат — самая благодатная пора для разгула юношеских комплексов! И родителям ее досталось сполна. А кто же ещё виноват? Сами произвели на свет такую уродину! Ну и, конечно, сверстники не остались в стороне, подростки вообще падки на чужие недостатки. Её фамилия, Брайнер, до этого вполне нейтральная, как-то естественным путём превратилась в кличку Бройлер. Дразнили и по-другому — Дылда, Каланча. Но эта была самая обидная, потому что точно отражала суть.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
