Кейша говорит, что у нее будет девочка.
– А я пришла поддержать Ребекку, – самой последней обращается к группе Пита. – Она потеряла мужа в ужасной аварии…
Вот черт! Лучше бы я пришла с мамой. Она ведь намекала, что ничем не занята. Наверное, мама даже была бы тронута. И если задуматься, то почему я не попросила Пиппу? Мы общаемся все лучше и лучше. Тодд на этих выходных дома…
– …в такое время нам как раз нужны друзья. – Пита поглаживает мою руку. – О, и кстати, я актриса. Может, кто-нибудь меня узнал? Со мной вот-вот выйдет документальный фильм о Джейн Остин, в воскресенье, в девять вечера.
В качестве первого упражнения Августа просит написать три вещи, которые нас волнуют в предстоящих родах.
– Постарайтесь не совещаться с партнером. Это должны быть пункты, которые заботят именно вас…
– Так, а что ты пишешь? – наклоняется ко мне Пита. – О да, боль. Некоторые просто выплевывают детишек, пуф и все, а другие мучаются двадцать четыре часа, а потом все равно приходится делать чертово кесарево.
Я соглашаюсь. Анни сделали кесарево после тридцати часов схваток.
– Вот я бы сразу на него записалась, – продолжает Пита.
Второй беспокоящий меня пункт – а что, если я не смогу кормить грудью? Мама не могла. Краем глаза замечаю, как Пита хватается за живот.
– Я бы о фигуре еще беспокоилась, – говорит Пита.
У меня не получается сосредоточиться.
– Это моя работа – выглядеть хорошо. Меня бы уволили, и каюк мне. – Она делает вид, что отпиливает себе голову. – Тебе-то повезло, тебе все равно.
Я вправе себя запустить. Грудь обвиснет до земли. Буду весить тонну и кататься по улицам, как огромный колобок из холодца. Никто даже и не заметит, всем плевать. Новый образ вызывает у меня улыбку.
Пита снова наклоняется.
– Преждевременные роды?
– У Пиппы так было с близнецами.
– Я бы и глазом не моргнула, – прямолинейно заявляет она. – В больнице привыкли разбираться со всякими случаями. Я бы волновалась кое о чем другом. О сексе.
– Мне переживать об этом смысла нет, – резко отвечаю я, но до Питы будто не доходит.
– Как там у вас дела? – громко интересуется Августа, обходя учеников по кругу.
– А мне надо что-нибудь писать? – спрашивает Пита, когда преподаватель приближается к нам.
И почему я не пришла одна? Что в этом такого страшного? Пора уже перестать быть неуверенной особой, которая не рискует открыть дверь ресторана первой, а предпочитает спрятаться за чужой спиной. Надо стать той, кто может спокойно взглянуть официанту в глаза и уверенно попросить столик на одного, а потом с той же уверенностью выпить вина. Бросаю взгляд на Питу, которая снова ощупывает живот, словно представляя, что там ребенок. Ясно, что поддерживать она меня не собирается. Вот только не могу понять, что заставило ее угробить субботний день.
После занятия предлагаю подбросить Питу до «Мезо Джо». В машине мы смеемся над страхами, которые перечисляли мужчины: деньги на парковку, где можно купить китайскую еду на вынос, как менять подгузники, не будут ли они чувствовать себя лишними, можно ли принести вино или шампанское в больницу, чтобы отпраздновать?
– Я хочу забеременеть до тридцати пяти, – размышляет Пита. – Не хочу быть старой мамой среди молодняка у ворот школы.
– Сейчас многие женщины рожают еще позже. В смысле, вспомни занятие. В тридцать один меня считают молодой матерью. А сколько тебе лет?
– Тридцать три с половиной, так что Джо лучше поторопиться! – Ее смех резко обрывается. – Он же ничего тебе не говорил?
– О чем?
– Обо мне? О его чувствах?
– Нет, ничего, – говорю я.
– Серьезно? Ты в последнее время часто с ним видишься, верно?
– Нечасто, – отвечаю я, стараясь не бояться ее обвиняющего тона.
– Джо такой закрытый. – Пита глядит в окно. – Сложно сказать, что вообще, черт возьми, творится в его голове. Думала, хоть с тобой он разоткровенничается. – Она снова смотрит на меня. – Вы вроде как близки.
– Мы старые друзья, но о таком он со мной не разговаривает.
– Печально. Джо здесь, я в Лондоне. Какие могут быть серьезные отношения, когда я вижусь с ним на выходных, и то не на всех. Да и он постоянно работает, а если нет, то сидит с отцом. Чувствую, что я и близко не вхожу в список важных для него вещей. Ох, как же я хочу, чтобы его папаша наконец откинулся…
– Пита! – удивленно смотрю на нее я.
– Ну, Бекка, он едва собственное имя вспоминает. Джо с ним очень тяжело.
Потрясенная, я останавливаю машину возле «Мезо Джо». Двигатель продолжает работать.
– Пита, такое говорить нельзя, это ужасно. Да, Джо тяжело, однако он все равно любит отца.
Она пожимает плечами.
– Терпеть не могу быть обузой для семьи, я бы такого не допустила.
– Мне пора ехать, – говорю я, замечая, как к машине приближается инспектор дорожного движения. – Спасибо, что сходила со мной на занятие.
Пита даже не пытается расстегнуть ремень безопасности.
– Вы встречались? – неожиданно спрашивает она.
– Встречались?
– Ну, интрижка, отношения, называй, как хочешь.
Инспектор все ближе, а Пита продолжает:
– Ты наверняка считаешь его привлекательным. Верно?
Начинаю нервничать из-за инспектора.
– Пита, выходи! – киваю на мужчину в форме, который пока занят «Хондой» сзади нас и кружит вокруг нее, словно акула, выстукивая что-то на своем аппарате.
– Ты не ответила…
– Пита, ты стремишься понять его к тебе отношение. Но спрашивать об этом надо не меня. Если Джо не хочет…
Она разворачивается ко мне, в глазах пламя.
– Так он тебе что-то сказал, да?!
– Нет! Ни слова он не говорил. Ни единого. А теперь выходи!
На меня накатывает волна облегчения, когда Пита наконец убирается, а я поскорее уезжаю от перспективы получить штраф за парковку в неположенном месте.
Теперь ясно, почему она решила потратить на меня субботу. Хотела устроить допрос.
И почему Джо не видит, кто она на самом деле?
40
Открываю шкаф. Что же сегодня надеть? Выбора маловато – на восьмом с половиной месяце беременности. Годится разве что мешковатый спортивный костюм, но сегодня мы с Анни и Пиппой идем ужинать в «Мезо Джо».
Пиппа шикарно выглядит в облегающем черном платье и собранными в простой хвост длинными светлыми волосами. Кудри Анни удерживает заколка-крабик, а на ее ногах красуются розовые замшевые туфли, которые она купила в благотворительном магазине. Со смехом говорю, что мое темно-синее платье напоминает палатку. И только посмотрите на мои мягкие туфли, широкие и безо всякого каблука, идеально подходящие для больных хроническим бурситом. Анни тоже смеется и заявляет, что я преувеличиваю. Однако, присмотревшись еще раз, добавляет: «Наверное».
