— Блин, ты куда подевался? Почему не отвечаешь? Из приюта в конце концов позвонили мне, до тебя они не смогли добраться. Твердят, мол, это срочно, а мне ничего не говорят, потому что я вроде как несовершеннолетняя! Козлы! Мне восемнадцать меньше чем через год. Я уверена, что-то с дедулей!
— Сейчас позвоню им.
— И кто этот псих? Он швыряет трусики твоей подружки, одни за другими, они летят по ветру, как осенние листья… Вокруг нас уже люди толпятся. Мы тут подберем все и смоемся. Он натурально больной, этот тип.
— Я знаю. Спасибо за то, что делаешь.
— Только ради тебя! Кстати, они довольно миленькие, ее трусики! Как думаешь, она не подкинет мне парочку за все мои труды?
— Думаю, она готова отдать их тебе все. Потом поговорим, я звоню в приют.
Наверно, это был самый нелепый момент в моей жизни. Я сказал «люблю тебя» женщине, которая мне дороже всех прочих, вместе взятых, и тут позвонила сестра, которая начала рассказывать о трусиках этой женщины, пока мне не пришлось повесить трубку, чтобы перезвонить в дом престарелых, где находился мой прадед. Надеюсь, повод действительно важный. Иначе им не поздоровится.
Я на минуту отошел в сторонку. Пусть Джульетта поймет и обдумает то, что я ей сказал. У меня это вырвалось вдруг, без раздумий, как тот крик, когда я подумал, что потерял ее.
Но этот раз не было эха, чтобы она как следует расслышала, что я ее люблю.
Хотя сказать один раз вполне достаточно.
Черт подери!
Ванесса с трусиками в руках поворачивается к Гийому как раз в тот момент, когда он пытается поймать листочки из скоросшивателя, который тот тип без лишних церемоний выбросил в окно.
— Кого мы позовем на свадьбу?
— Ну, кого любим, тех и позовем, черт побери!
— Черт побери?
— Ну да, черт побери.
— Ты, наверное, последний человек во Франции, который еще так говорит!!!
— Ну и что?
— Ну и ничего, черт побери! — отвечает Ванесса с улыбкой. — Скажи, симпатичные трусики, правда? — добавляет она, прикладывая их на талию поверх брюк.
Гийом отходит чуть в сторону, чтобы подобрать несколько книг, упавших поодаль, и попутно замечает остановившимся прохожим, что им наверняка есть чем заняться, кроме как разглядывать личную жизнь его приятельницы, разбросанную на тротуаре.
— С моей-то стороны считать недолго: Ромео, дедуля и две подружки, Шарлотта и Лу-Анна. И все. Больше я никого не люблю.
— Меня хоть позовешь?
— Разумеется! А ты что будешь делать? Пригласишь всю семью — теток, дядей, кузенов с кузинами и всех прочих, кто вокруг вертится?
— Я хочу скромную свадьбу.
— А я хочу, чтобы это был великий день. Выдашь мне карт-бланш на оформление?
— Лучше я тебе выдам кредитную карту. Но ведь и скромная свадьба может стать великим днем.
— Нужно много народу, чтобы съесть многоярусный свадебный торт!
— Можно сделать свадебный торт без лишних ярусов.
— Сами испечем?
— Еще бы!
— А твоя семья не обидится, что ты их не пригласил?
— Это моя свадьба, наша, нам и решать. Переживут.
— М-м, тут надо подумать, а?
— Уже подумано…
— Значит, совсем небольшое застолье?
— Неважно, тут не в количестве дело. Зато нам достанется самый большой кусок свадебного торта. По ярусу на каждого, представляешь, как здорово?
— А платье? И где? И твой костюм…
— Эй, придержи коней, у нас полно времени, верно?
— Но ведь ты можешь заранее сказать, как ты себе это мыслишь, просто чтоб не было нестыковок.
— Я себе представляю свадьбу на природе: на тебе будет простое платье без всяких там оборочек, которые только помешают, с венком из живых цветов на голове, на щеках чуть-чуть румян, но никакой яркой помады, чтобы я не остался на фотографиях с перемазанными губами, ведь сама понимаешь, я же не удержусь, чтоб тебя не поцеловать… А еще туфли без каблука, а то будешь выше меня. Заметь, ты вполне можешь носить каблуки, ты в любом случае выше меня, не по росту, так во всем остальном. И у тебя будет красивый букет, который ты бросишь гостям, постаравшись попасть в Джульетту, тогда, может, у нее появится шанс выйти замуж в течение года.
— А ты уже знаешь, где будет свадьба?
— Нет. В красивом и необычном месте. На природе. И чтоб оно было спокойным и в то же время чувствовался простор.
— На плато Ларзак?[39]
— Тоже вариант. В таком случае наденешь поверх платья жилет из валяной шерсти, а на ноги — деревянные сабо. А на фото будем позировать каждый с овечкой на руках.
— Думаешь, я смогу надеть белое платье?
— На плато Ларзак я бы тебе не советовал, там повсюду овечьи какашки.
— Я пошутила насчет Ларзака.
— Надеюсь! Обвенчаемся в церкви?
— Думаю, нет.
— Тогда ты сможешь надеть белое в знак чистоты твоего сердца.
Гийом и Ванесса на мгновение прерывают свои кропотливые труды по сбору разбросанного имущества, чтобы обняться и поцеловаться. Одна пара расстается, разрывая друг друга в клочья, другая в то же время с нежностью обустраивает совместное существование. Опять-таки, такова жизнь.
Вернувшись в тротуарную реальность, где валяются вещи Джульетты, они замечают, что мужик перестал выбрасывать их из окна. Загрузив все в машину, они уже собираются убраться подальше, когда замечают кусочек бумаги, медленно планирующий в потоках воздуха. Ванесса вылезает из машины и принимается бегать по тротуару, пытаясь поймать клочок. Это фотография. Порванная фотография. На ней сияющая Джульетта. Можно различить руку, обнимающую ее за плечи, — очевидно, руку Лорана. Ванесса показывает ее Гийому, тот улыбается.
