— Пожалуйста, Тед…
Чуть смягчившись, Хэмфри взглянул на наручные часы — одиннадцать пятнадцать.
— У меня мало времени.
— Я могу приехать к тебе, — предложила она. — Мы могли бы позавтракать где-нибудь на базе.
— Ладно, встретимся в гарнизонном магазине около киоска мороженого в двенадцать ноль-ноль. — Там можно было перекусить при желании в нескольких местах. Ему-то было не до еды. Медленно, осторожно он положил трубку.
Итак, Кэт знает. Ночью он решил, что может подождать, пока дочь подрастет, а она, оказывается, уже все прознала. Как проныра ухитрилась войти через скрипучую дверь так, что они ничего не слышали? Да ты же вопил, обругал он себя, а Дорис плакала. Ни один и не думал в тот момент о том, что делала их дочь.
Их дочь.
Господи, это было все еще так непривычно. В распоряжении мужчин бывает семь-восемь месяцев, чтобы привыкнуть к реальной мысли об отцовстве; большинство папаш знакомятся со своим дитем в день, а то и минуты его появления на свет. Он же был лишен возможности подготовиться. Столько лет был совершенно одинок и в одно мгновение — бац, у него оказался взрослый ребенок. Славненькая, умненькая, и — милый чертенок — хваткая, боевитая, девятилетняя дочурка.
И это их с Дорис творение!
Он никак не мог свыкнуться с этим.
Впервые после смерти Джуди у него появилась семья. Перед ним родительский долг — не должок, а сладкая расплата. Он хочет стать частью жизни Кэт, взять на себя все те обязанности, которые есть у других отцов. Он хочет, чтобы ее записали под новой фамилией как ближайшую родственницу в его личном деле, чтобы корпус морской пехоты признал ее находящейся на его иждивении. Он хочет не просто помочь в содержании ребенка, а занять в жизни девочки еще большее место, чем Грег, отдавая ей всю невостребованную любовь.
Господи, чего он только не хочет, чего не сделает ради любимого чада?
…Отодвинув в сторону рапорты о здоровье, отложив все дела, полный смутных надежд, отец вышел из штаба и проехал несколько миль до гарнизонного магазина, где находилось открытое уютное кафе с нарядными столиками под ярким тентом. Он взял пару содовых и присел в нетерпеливом ожидании сюрпризов неминуемой судьбы.
Очаровательная судьбоносная фея не заставила долго ждать и предстала перед ним, алчущим чуда, с виноватой улыбкой. Поколебавшись мгновение, недобрая волшебница приняла облик Дорис и, бросив свое небрежное "Хэй", замерла.
Черт, до чего же красива!
В легком, облегающем стройную фигуру платье без рукавов, в ореоле поблескивающих под солнцем волос, забранных назад под желтую ленту, с загадочными глазами под элегантными светло-дымчатыми очками, она выглядела неотразимой. Но… красота быстро очаровывает и так же быстро, вызвав недоуменный восторг, неприязнь, ненависть, — исчезает. Как же так — жизнь Кэт, их собственная жизнь, оказались на перепутье, а красотка и не видит карающего Божьего перста.
Фея присаживается напротив, снимает очки и кончиками пальцев трет глаза. Пока она снова не прикрывает их дымчатыми стеклами, он успевает заметить, что веки припухли и покраснели от слез. Вокруг рта появились еле заметные морщинки, а губы кажутся яркими не от губной помады, а от того, что она постоянно покусывает их — то нижнюю, то верхнюю.
Какое-то время они сидели, не произнося ни слова, искоса поглядывая друг на друга. Наконец он сделал жест в сторону бутылочки с содовой и спросил:
— Хочешь пить?
— Спасибо, нет. — Она сложила руки на скатерти. — Я сожалею обо всем, Тед… О том, что натворила и вообще…
Он ничего не ответил.
Чуть слышно вздохнув, поблекшая красавица перешла к главному.
— Я хотела бы, чтобы ты повидал Кэт сегодня вечером. Дал ей понять, что не собираешься предъявлять особые требования.
— У меня целый список надежд, — покорно сказал он.
— Ты должен дать ей время, Тед. Девочка еще маленькая. Пусть она не видела Грега, но он… единственный отец, о котором столько слышала. Дай ей привыкнуть к мысли, что это не так, прежде чем попытаешься занять его место.
— Это мое место, мое по праву. Это ты его отдала другому, не позволив занять мне.
— Прекрасно, возненавидь меня за это, но будь терпелив с дочерью. Она расстроена. Не знает, что и думать, чего ты ждешь от нее.
Вот так, но разве дело в ненависти? Прошлой ночью он не сомневался в том, что ненавидит Дорис не меньше, чем любит. Даже сейчас не остыл от гнева за то, что она сделала ему, Кэт, всем им. Но печальный факт заключается в том, что он еще и любит ее. Можно огорчаться, можно негодовать, но не любить не в силах. Он все еще хочет ее, не может без нее жить.
— А чего мне ожидать, моя милая? — с издевкой спросил он. — Тебе ведь нравится, что дочь называет меня по имени и считает твоим приятелем. Ты хочешь, чтобы она и дальше обращалась ко мне, как к знакомому дяде, соседу по улице? Но ведь она — моя дочь, черт побери!
Когда Дорис заговорила, ее голос дрожал, как и руки.
— Только дай ей время понять это. Не знаю, чего ты ожидаешь от меня. Не представляю, какого рода отношения установятся между вами, Тед. У меня нет готовых ответов. Просто… будь терпеливым. Не дави на кроху.
Тед смотрел по сторонам мимо желтой ленты на опущенной голове. В час ланча на автостоянке царило оживление, люди толпились у киоска с мороженым, спешили в гарнизонный магазин, в отделение банка, в офицерский ресторан напротив. Продолжая наблюдать за всей этой суматохой, он спросил:
— Как думаешь, она согласится пообедать сегодня со мной?
— Да, она готова на что угодно, лишь бы быть подальше от меня.
Что-то в незачерствевшей, отзывчивой душе верного служаки побуждало его спросить, трудно ли матери, на которой дочь вымещает свой гнев. Но суровому казарменному "я" было на это наплевать. Пусть получит то, что заслужила.
— Я заеду за Кэт около шести.
— Спасибо. — Поникшая женщина поднялась, но уходить медлила.
— Тед… знаю, это уже не имеет значения, но… я очень сожалею. Если бы можно было вернуться в прошлое и начать все сначала, я бы поступила иначе.
Наконец он посмотрел на ее лицо. Дымчатые стекла не позволяли всмотреться в глаза, но их и не нужно было видеть. Они лгали ему слишком легко и слишком долго.
— Ты права, Дорис. Теперь сожалеть поздно. Привет…
Печально кивнув, она повернулась и торопливо пошла к парковке. Наблюдая, как растворяется вдали облик не чародейки, а вполне земной, запутавшейся женщины, Тед вдруг почувствовал себя последним сукиным сыном за холодные прощальные слова, за то, что сам…
Проклятье, но обманщица заслуживает своего. Ведь это она все натворила — лгала, поставила с ног на голову их жизнь, причинила всем такую боль.
Ну и что, что теперь больно ей, что пролила уйму слез и будет плакать еще и еще? Она сама накликала беду на себя, сама и несет за нее кару.
