Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Это был самый последний день, двадцать седьмое число. После завтрака, уже увязав рюкзаки, отряд слонялся по коридорам в ожидании автобуса. Мы с Ольгой Костыревой курили у торцевого окна. Она уже совсем оправилась от недавних переживаний, шутила, похохатывала, строила новые планы. Мне бы так. Видимо, в этой жизни мало иметь крылья – они еще и должны быть жирными. Такие жирные-прежирные крылья, чтобы беда скатывалась, как с гуся вода. Фу, какой отврат… Я затягивалась сигаретой и вполуха слушала, как моя красавица-подруга хлопает своими жирными крыльями.
Тут-то он и подошел, слегка покачиваясь на тонких плюшевых ножках.
– Саня…
– Здорово, Константин, – приветствовала я своего бывшего-пребывшего. – Как живется-можется?
– Нормально…
– Молодец, – одобрила я и отвернулась к окну, поскольку тамошний вид был не в пример интересней.
– Саня…
– А, ты еще здесь? – не оборачиваясь, проговорила я. – Иди себе, Константин, иди. Похоже, автобус подают.
– Саня, надо поговорить. Оля, извини, пожалуйста…
– Ладно, так уж и быть…
Ольга неохотно загасила окурок и оставила нас вдвоем. Я продолжала разглядывать улицу, крытые шифером крыши домов, вишневые и абрикосовые деревья на тротуарах. Пожалуй, это будет вспоминаться хорошо.
– Саня… – снова проблеял Лоська и замолчал.
– Слушай, парень, – сказала я, резко повернувшись к нему и скорчив самую свирепую рожу. – Ты вот что. Либо говори, чего ты там хотел, либо гуляй отсюда. Не люблю, когда мне дышат в затылок.
Лоська жалобно смотрел на меня. Если бы он мог не дышать вовсе, то, без сомнения, так бы и поступил. Но он не мог и потому просил меня извинить за эту непозволительную вольность.
– Я хотел спросить: у тебя с этим чехом серьезно?
Я возмущенно фыркнула:
– Тебе не кажется, что это слишком личный вопрос? Ты-то тут при чем?
– При том, – произнес Лоська с несвойственной ему твердостью. – Очень даже при том. Пожалуйста, выходи за меня замуж.
11
Сентябрь проскочил в какой-то дурной бессмысленной суете. Учебные курсы закончились, а преддипломная практика все никак не начиналась. Нас то призывали на явно излишние лекции и собеседования, то гоняли на овощебазы, то отправляли на однодневные авралы в пригородных колхозах.
По городу гуляла осень – пока еще молоденькая, золотисто-рыжая, по-детски радующаяся собственной пестроте. Вода в каналах постепенно мрачнела, готовясь к листопаду, к мелким уколам занудного октябрьского дождя, к мокрому противному снегу ноября, к ледяным декабрьским коростам. В начале сентября, в празднике щедрого многоцветья эти ее приготовления казались не более чем больным предчувствием, необоснованным пессимизмом, мнительной ипохондрией природы. Но вода не вступала в споры. Да и зачем? Ведь она ничего не придумывала сама, а всего лишь честно отражала то, что заваривалось в меланхолически потупившемся питерском небе. Кому не нравится, пусть обращается туда, к Всевышнему.
Мы с Бимулей тихо брели по набережным и тротуарам, забираясь необычно далеко – аж до Галерного, а то и до Пряжки. Опасаясь незнакомого антуража, собаченция вела себя неуверенно, жалась к хозяйской ноге, но время от времени, не утерпев, бросалась обследовать какой-нибудь особенно информативный столбик. Насладившись знаниями, Бима обычно оборачивалась ко мне и делала приглашающее движение головой, словно говоря: «Нет, ну ты только понюхай, что тут происходит! Это же просто немыслимо!»
– Сама, сама разбирайся! – отмахивалась я. – У меня своих проблем хватает. Не до хвостатых…
Бимуля недоуменно пожимала плечами и мелкой трусцой бежала дальше, не переставая удивляться глупости рода человеческого: «Вот ведь уже нашли тебе, подвели к самому столбику, показали, рассказали… Пожалуйста, нюхай, не хочу… – так она, видите ли, и не хочет!»
Честно говоря, после моего возвращения наши отношения нуждались в некотором ремонте, пусть и косметическом, но все же. Едва войдя в квартиру, я для начала подверглась совершенно сумасшедшему нападению, когда казалось, что в мои колени, живот и бока тычутся одновременно сотни собачьих носов, и как минимум тысячи языков вылизывают мне лицо и шею. Но, наверно, эта манера поведения была слишком энергозатратной, поскольку, завершив экзекуцию, Бима почти сразу же сменила тактику. Она повернулась ко мне спиной и, вздыхая, залегла за комод, всем своим видом показывая, какие тяжкие страдания приходится переносить несчастным собакам, пока некоторые эгоистичные хозяйки развлекаются неведомо где и непонятно зачем. Даже милостиво принимая из моих рук кусочки колбасы, эта зараза напускала на себя такой скорбный вид, как будто делает из ряда вон выходящее одолжение – исключительно в память некогда крепкой, но давшей серьезную трещину дружбы. По-видимому, из чисто воспитательных соображений она намеревалась дуться на меня, сколько получится, – чтоб больше неповадно было.
С мамой, к счастью, получилось намного проще. Мы обнялись, и она сказала:
– Ты мне так и не написала, Сашенька.
– Извини, мамочка. Не получалось.
– Ладно, ничего страшного…
Взяв мое лицо в ладони, она отстранилась и с минуту рассматривала меня, как рассматривают в магазине абажур, или горшок под цветы, или даже арбуз.
– Ма, ну хватит… – неловко проговорила я. – Целая я, без трещинок…
Мама вздохнула:
– Потом увидим, с трещинками или без. Иди, смой с себя собачью слюну – и за стол. Проголодалась, наверно…
И всё. И больше никаких претензий, в отличие от этой сучки Бимы. А еще говорят, что собака друг человека. Друг человека – мама, вот кто.
За обедом я сказала:
– Костя сделал мне предложение.
– Предложение? – переспросила она, как будто не поняла, о чем идет речь.
– Ну да, предложение. Он хочет, чтобы мы поженились.
– Ага, – кивнула мама. – Еще картошки?
Я немного подождала, но другой реакции не последовало.
– Мама, ты меня слышала?
– Слышала…
Она собрала со стола тарелки и понесла их в раковину.
– Да оставь ты эту посуду! – не выдержала я. – Что ты думаешь по этому поводу?
– Это не так важно, – сказала мама, не оборачиваясь. – Важно, что думаешь ты. Ты согласилась?
– Сказала, что подумаю.
– Но ты ведь всегда этого хотела, я знаю… – она вытерла руки полотенцем, подошла и прижала к животу мою голову.
По случаю приезда дочери мама принарядилась: надела кухонный передник, который привезла ей в подарок из Риги одна из благодарных клиенток. На переднике был нарисован Домский собор – его шпиль приходился как раз напротив моей щеки. Собор пах домом, мамой и обидчивой собакой Бимой. Все-таки я ужасно по ним соскучилась, факт.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
