По задумке Черниченко все это должно было лишь усилить противоречия между основными партнерами. Через свою агентуру он узнал, что его расчет оправдался.
Следующим этапом было заключение тайного соглашения.
Для этого Черниченко на длительный период ушел в тень. А на первый план вышел Аркадий Климов.
Именно он вступил в тайные переговоры с Яковом Трениным.
Предложение, поступившее от Климова, было очень соблазнительным. Он предложил разделить весь отечественный рынок драгоценных камней пополам, но между собой. Если они сумеют договориться, то сделаются монополистами. Тренин обещал подумать, но Климов понял, что он и так уже готов.
Тем временем Черниченко повел атаку с другой стороны. С его подачи следственные органы вышли на Юрия Даниловича Кокушкина и сумели арестовать его в Намибии. На дороге из Шереметьева-2 машина, в которой находился арестованный Кокушкин, была расстреляна неизвестными людьми.
В реальности этими неизвестными являлись сотрудники охранного предприятия «Ратники». Операция прошла успешно, их не только не поймали, но даже не заподозрили. Все решили, что Кокушкина убили свои, опасаясь, что он начнет говорить.
Но самым главным было то, что и Тренин, и Кантор подумали друг на друга.
Черниченко было известно, что Кантор является любовником жены Кокушкина — Татьяны Леонидовны. И он повел свою атаку еще и с этой стороны. Слежка, мнимый следователь, подстроенная авария — все эти действия совершались лишь с одной целью: посеять панику в душе Татьяны Леонидовны. Эта паника должна была передаться Борису Кантору и вынудить его к решительным действиям. Последним штрихом был арест ближайшего помощника Кокушкиной Валерия Зайцева. После этого события Кантор не мог больше отсиживаться в Израиле. Он должен был либо выйти из бизнеса, либо вернуться в Москву и попытаться разобраться в том, что происходит.
Он предпочел вернуться.
Три часа назад его самолет совершил посадку в международном аэропорту Шереметьево-2.
Аркадий Климов налил себе полстакана виски и выжал в него половинку лимона. Со стаканом в руке он подошел к окну и выглянул во двор.
Возле ворот дежурили вооруженные автоматами охранники, за железным вольером прохаживались несколько доберманов.
Он приобрел этот особняк несколько лет назад и жил в нем постоянно. В шутку особняк именовали «Зеленой избушкой на золотых ножках».
В окно он увидел, как открываются ворота и во двор въезжает черный бронированный «мерседес» Черниченко. Один из многих его «мерседесов». Задернув штору, Аркадий Климов вернулся в свое кресло.
Сейчас Черниченко выглядел совсем не так, как после возвращения из колонии. Он по-прежнему остался худым и подтянутым, но во всем его облике чувствовалась значительность. Это уже был не тот человек, который пытался требовать от своего заклятого врага компенсацию. Нынешний Черниченко сам правил бал.
Они обнялись.
— Здравствуй, Федор. — Климов хлопнул его по плечу. — Я рад тебя видеть.
— Здравствуй, Аркаша. Я тоже рад тебя видеть. Но я тебе сто раз говорил: я больше не Федор. Федор навсегда остался в колонии. Меня зовут Вилес.
— Ну извини. Я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Выпьешь?
— Не откажусь. Коньяку.
Климов налил рюмку, и они расположились в креслах вокруг небольшого столика, уставленного закусками и напитками.
— Все идет по плану. — Климов отхлебнул приличный глоток. — Как мы и рассчитывали. Мне сообщили, что три часа назад в Москве приземлился Кантор.
— Выкурили все-таки лисицу из ее норы, — засмеялся Черниченко, — скоро начнется финальный раунд.
— В котором компания «Самоцветы» получит нокаут, — подхватил Климов.
— И ей придется навсегда оставить большой спорт.
— Сколько ты планируешь дать ему времени?
— Пускай еще немного погуляет. — Черниченко сделал маленький глоточек. — Отличный коньяк. Пускай встретится с Трениным. Пошумит. Наверняка они сильно поругаются. Пускай наведет справки о том, что случилось с Зайцевым. Встретится с адвокатом. Одним словом, пускай развернет активную деятельность, которая не укроется от глаз нашей дорогой прокуратуры. И после этого вдруг — БАМ! — Черниченко стукнул рюмкой о стол, коньячные брызги полетели в разные стороны.
Он допил остаток и вновь наполнил рюмку.
— За успех.
— За успех.
Черниченко вытащил из вазочки оливку и принялся жевать.
— А что у нас с генералом? Ты с ним встречался?
Прожевав оливку, Черниченко ухмыльнулся.
— С этой старой проституткой? — Его лицо сделалось серьезным. — Наш генерал настоящий мастер своего дела. Высокий профессионал. И на своем месте. Берет, правда, много, зато у всех. Старый, жадный и глупый. Я предложил ему в десять раз больше, чем он получал от «Самоцветов». После этого он разговаривает со мной с придыханием. И регулярно отчитывается во всем, что происходит. И в его ведомстве, и в «Самоцветах». Кстати, от «Самоцветов» он деньги получать продолжает. Знаешь, как он объяснил мне это?
— Как?
— Для соблюдения конспирации.
Оба расхохотались. Но вдруг Черниченко внезапно прекратил смеяться. Его лицо стало злым, а глаза сузились в щелки.
— Ненавижу таких гадов, — прошипел он, — сука продажная! Я, полковник Комитета государственной безопасности, из-за того, что разные продажные генералы не потрудились за собой как следует подтереть, срок мотал. Суки!
— Успокойся, Федор. — Климов вновь наполнил его рюмку. — Выпей. Скоро они все кровью умоются.
— Я — Вилес, — отчеканил Черниченко, глядя невидящим взглядом сквозь Климова. — Вилес Лапине. 1952 года рождения.
Схватив рюмку, он опрокинул ее в рот. Коньяк попал не в то горло, и Черниченко зашелся кашлем.
Климов постучал его по спине, и кашель прекратился.
— Ну что, успокоился? — спросил Климов. — Не впадай в истерику. Нам сейчас нужны железные нервы и твердый рассудок. Понятно, Вилес?
— А говорил, запомнить не можешь? — усмехнулся Черниченко. — Да понимаю я все, Аркаша. Не переживай. А впадать в истерику я только при тебе и могу. Потому что мы с тобой друг друга знали еще тогда, когда ничего этого не было. Ни Трениных, ни Канторов, ни всей этой фигни. Ладно, кончилась лирика. Давай обратно к делам. По моим данным, «Самоцветы» готовятся переправить из Намибии большую партию черных алмазов. Кантор вернулся в Россию в первую очередь по этой причине! Сейчас мои люди, при активном содействии генерал-майора Буянова, выясняют, где и когда это произойдет. Поскольку Кантор по объективным обстоятельствам не сможет получить эту партию, ее получим мы. А точнее, вы, Аркадий Семенович, вместе с моим старинным другом Яковом Севастьяновичем. И в тот самый момент, когда Тренин будет торжествовать победу, неожиданно произойдет досадное недоразумение, которое помешает ему в полной мере насладиться успехом. Он умрет. А мы, как ближайшие партнеры, заберем себе весь бизнес.
