Вид обновленного, возрождающегося леса создал ощущение покоя, и Ивейн почувствовал, что никакая опасность не грозит его маленькой фее… не считая, конечно, его собственного присутствия – тем более теперь, после его разговора с Элис. Изящные ноги Аньи оставили тропинку, ведущую вверх по склону. Не колеблясь ни минуты, не чувствуя угрызений совести, Ивейн последовал за прекрасной добычей, радуясь, что благодаря неосознанной помощи Киэра сможет остаться с любимой наедине.
Иа вершине холма тропинка совсем исчезала, но Ивейн лишь улыбнулся, уверенный, что это еще один дар духов леса – источника его силы, – призванный оберегать его одиночество. Ему не было необходимости видеть следы. Едва ощутимая аура, легкие, дразнящие излучения вели его за собой. Двигаясь в серой дымке угасающего дня, он шел на их зов. Чем ближе он подходил, тем явственнее ощущался призыв, пока Ивейн не прошел наконец через еще одну естественную преграду. Она без сомнения не расступилась бы перед тем, кто не был, подобно друидам, связан с природой. Теперь, однако, ему ни к чему было спрашивать, как это удалось Анье. Ее связь со стихией была несомненной, столь же несомненной, как и его любовь к девушке. И, так как первая смела все преграды с его пути, душа его ликующе воспарила.
Запахнувшись в черный плащ, Ивейн стоял в испещренной солнцем тени на ковре из густой травы, а сладостное благоухание бесчисленных цветов наполняло воздух. Чудесные воспоминания словно ожили вновь, превратившись в реальность. Юноша снова видел перед собой свою прелестную жрицу. Казалось, сама богиня весны поднялась в человеческом облике из струящихся легких волн. Действительно, Анья являла собой образ дивной, неземной красоты, стоя вот так, по бедра погруженная в расплавленный, прозрачный хрусталь, повернувшись спиной к друиду. Силуэт ее четко вырисовывался на фоне закатного неба, залитого ослепительными и нежными цветами заходящего солнца – от легчайшего голубого до золотого и пронзительно розового. Всей душой отдаваясь могуществу таинственных сумерек, девушка подняла дицо и протянула руки к светилу, заходившему во всей своей славе. Голосом неземной чистоты и невинности она возносила хвалу и благодарственную молитву духам. Простые слова песнопения доказывали, что ей еще необходимо учиться, но этот маленький недостаток щедро искупался ее чистосердечием.
Анья вновь опустила руки, склонив голову в молитвенном порыве. Ивейн ждал, пока она закончит молитву, и лишь потом заговорил с надлежащей почтительностью:
– Благодарю тебя, во-первых, за то, что ты спасла мне жизнь, и, во-вторых, за возвращенное мне здоровье.
Анья инстинктивно присела, погрузившись по шею в воду, но тут же, не желая себе присваивать чужую заслугу, ответила:
– Одна я ничего не смогла бы сделать. Это Киэр, чтобы остановить врагов, воспользовался той же рогаткой, из которой стреляли в тебя.
Ивейн, закинув голову, звучно расхохотался.
– Рогатка! Вот уж от чего я не готов был обороняться!.. Но, похоже, и враги наши тоже. По-моему, я должен непременно добавить мою скромную благодарность ко всему, чем собираюсь заняться с Киэром.
Анью порадовал веселый смех Ивейна. Ясно было, что он чувствует себя лучше и на душе у него светло. Девушка чуть повернулась, радостно улыбнувшись ему через плечо.
– И все-таки…
Улыбка – неотразимая, обаятельная – озарила лицо друида.
– Я благодарен тебе за то, что, пока я лежал беспомощный, без сознания, ты молила духов стихии вернуть мне здоровье и силы.
В синих глазах жреца было столько невысказанного, что девушка не хотела даже думать об этом, боясь ошибиться, принимая мечты за действительность. Анья была так погружена в размышления о недосказанном, что не заметила даже этого явного признания ее участия в его чудесном спасении.
Ивейн почувствовал ее робость и улыбнулся ласково и насмешливо. Он знал, как заставить ее поверить.
Анью потрясло, когда, тихонько оглянувшись, она заметила, что Ивейн поспешное стягивает с себя одежду. Хотя они и любили друг друга в укромном, увитом жимолостью укрытии, Анья впервые видела Ивейна полностью обнаженным, и сердце ее затрепетало при этом ошеломляющем зрелище. Жрец ступил в ручей вслед за девушкой, и отражавшиеся в воде лучи заходящего солнца заиграли на мускулах его могучего тела. Ивейн подходил к ней все ближе, и Анья всем существом своим жаждала лишь одного – ощутить его жар. Руки девушки дрожали, внутри бушевало пламя.
Синий огонь взгляда Ивейна опалил ее чудесную наготу, затем взметнулся, поднявшись к изящному лицу, полному желания, и к широко раскрытым огромным глазам, говорившим о ее любви больше, чем сказали бы любые слова. Жрец ощутил на себе взгляд зеленых, затуманенных глаз, касавшихся его тела, точно ласковые легчайшие прикосновения. Найдя в воде руки возлюбленной, Ивейн притянул ее к себе и прижал к своей мощной груди.
Пальцы Аньи вздрогнули, предвкушая, как сейчас запутаются в темных курчавых зарослях на груди любимого. Их никто не удерживал, и они, скользнув дальше, ощутили его гладкую кожу, это так взволновало девушку, что она закусила губы. Все исчезло для нее, кроме могучей груди, вздьь мавшейся и опадавшей, и руки Аньи беспрерывно скользили, словно завороженные, наслаждаясь ощущением железных мускулов и жестких вьющихся волос. Она коснулась широких плеч, потом ее руки снова скользнули вниз, и девушка чувствовала, как каждый изгиб или впадинка загорается под их прикосновением.
Ивейн всем своим существом, каждой клеточкой тянулся к ищущим, пытливым касаниям Аньи. Прохладная вода вокруг них не умеряла огня, полыхавшего у него в крови, бежавшего по его жилам, как пожар, пожирающий лес. Тяжелые веки жреца опустились, прикрыв пламя, полыхавшее в его синих глазах. Собрав всю свою выдержку, Ивейн застыл, давая девушке возможность беспрепятственно удовлетворить любопытство.
Анье нравилось прикасаться к телу возлюбленного, нравился его мужской аромат, и кончиком языка она тронула это тело, желая ощутить его вкус. Для Ивейна ее прикосновение было подобно обжигающим языкам пламени. Дыхание его стало неровным, прерывистым, и сердце Аньи забилось еще сильнее. Девушка чувствовала, как растет его страсть, и жажда, томившая возлюбленного, передавалась ей.
Касания нежных пальцев Аньи становились все отважнее, смелея от бушевавшего в ее душе шторма, и стойкость Ивейна подвергалась мучительным испытаниям. Плотина его сдержанности прорвалась, когда нежные губы, вслед за легкими пальцами, коснулись плоского мужского соска. Из горла юноши вырвался сдавленный стон, он запустил пальцы в сверкающие волосы, не в силах оторваться от источника невыразимого наслаждения.
Затем пальцы друида скользнули по шее девушки, спустившись вниз, в глубокую ложбинку между грудями. Голова ее запрокинулась, веки закрылись, и она сдавленно охнула, когда руки его снова взметнулись вверх. Потрясенный самозабвенным откликом девушки, Ивейн касался ее медленно, упоительно, сладко, поднимаясь все выше, чувствуя, как трепещет ее нежное тело в его руках.
Всем своим существом отдавшись прикосновениям возлюбленного, Анья тихонько вскрикнула, когда страстные пальцы жреца помедлили, не касаясь ее груди. Чувствуя, что ноги девушки вот-вот подогнутся, Ивейн обхватил ее бедра, одной рукой прижимая их к своим, другой придерживая ее тело под грудью. Девушка задохнулась в томительном ожидании; еще несколько бесконечных, мучительно сладких мгновений – и ладонь его двинулась вверх, приняв в себя сладостный груз. Жрец снова помедлил; его пылающий синий взор был устремлен на сокровище, трепещущее в его ладонях.
