Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
Действительно, ежели про Куликово поле судить по школьным учебникам, да по, скажем, мультфильму «Лебеди Непрядвы» (мультфильм, не спорю, и впрямь хорош) – тогда да, все так и было – и Сергий князя благословлял, и Пересвет в одной рясе да скуфейке на бой с закованным в железо ордынцем скакал.
Только стоит обратиться к источникам. И красивая – хоть сейчас миниатюру под Палех лакируй! – картинка рассыплется. Слишком уж много загадок вокруг Пересвета. Летописи, современные Куликовской битве, про монашество Пересвета и его поединок с Челубеем – он же, по иным спискам, Темир-Мирза или Таврул – вообще молчат. Упоминают только при перечислении павших в битве, притом в самом конце – такого ли упоминания заслуживал инок, сложивший голову в первом столкновении с татарином на поле Куликовом? Молчит про него и про его брата Ослябю и житие Сергия Радонежского, его первая редакция, записанная младшим современником Сергия, Епифаном. А это уж просто поразительно – неужели благословение на бой с погаными ордынцами двух братьев из обители – настолько уж проходная, ничего не стоящая деталь?! Как Сергий копал огород – важно, а как послал на бой за Отечество и веру двух парней из монастыря – ерунда? Ведь Епифан же сам жил в одном, вроде бы, монастыре с Ослябей и Пересветом. Ведь, согласно более поздним, через сто лет после битвы записанным преданиям, Сергий возложил братьям – иногда их именуют послушниками – схимы…
Современному человеку трудно понять, что тут такого уж из ряда вон выходящего. Однако необычное, мягко говоря, в этой ситуации есть. Церковь часто именуется воинством Христовым, и, как во всякой армии, есть в ней своя жесткая субординация. Схимник – иначе говоря, схимонах – одно из высших званий в этой армии. Сперва человек становится послушником – года так на три, потом его постригают, делают рясофором – еще не монахом! – потом идет просто монах, потом – иеромонах, а вот уж потом… Прочувствовали? Поверить, будто обычному монаху – не говоря про послушника – надели схиму, все равно, что поверить в то, что лейтенанта за какой-то подвиг произвели в генерал-лейтенанты. Такие превращения бывают разве что во снах кадета Биглера из «Бравого солдата Швейка». Или вот еще – по законам православной церкви, ни священник, ни тем более монах не имеют права ни при каких обстоятельствах брать в руки оружие и принимать участие в боевых действиях. Бывали в истории России полковые батюшки, с крестом в руках шедшие рядом с солдатами на вражеские редуты – за что им, конечно, честь и хвала – но даже там, в гуще боя, никто из них не брался за оружие; не было у православных воинствующего монашества католиков, всех этих тамплиеров, госпитальеров, иоаннитов и прочих меченосцев. Правила Вселенского Халкидонского собора вполне однозначно гласили следующее:
«Поставленным однажды в клир, а также монахам, мы определили не вступать ни в воинскую службу, ни в мирской чин: иначе дерзнувших на это, и не возвращающихся с раскаянием к тому, что прежде избрали для Бога, предавать анафеме»[251].
То есть православный послушник, получающий схиму и участвующий после этого в бою, не стены обители защищающий, а выходящий с оружием в поле на врага – это такое диво, такая двойная невидальщина, что ему бы самое место на страницах летописей и житий, рядом с хвостатыми звездами, землетрясениями, говорящими конями и тому подобными редкостями. Однако – молчание!
Из современных Куликовской битве памятников Пересвета упоминает одна «Задонщина», зато она совершенно молчит о Сергии и его благословении. Пересвет в ней «злаченым доспехом посвечивает». Вот и все сказки про рясу или схиму! При всем нашем уважении к знаменитому художнику Васнецову, он был неправ, изображая Пересвета в схиме. Правы были советский художник Авилов и язычник Васильев, а равно и автор памятника герою «Задонщины» в родном витязю Брянске, изобразившие Пересвета в доспехах русского богатыря.
В самых же ранних редакциях «Задонщины» Пересвета и чернецом-то вовсе не именуют. «Хоробрый Пересеет поскакивает на своем вещем сивце, свистом поля перегороди» (Кириллово-Белозерский список). Хорош смиренный инок? Дальше – пуще: «а ркучи таково слово: “Лутчи бы есмя сами на свои мечи наверглися, нежели от поганых полоненным”». Картина маслом кисти Репина, «Приплыли» называется. Православный монах проповедует самоубийство с помощью собственного меча, как предпочтительное плену. Да ведь это – нормальная этика русского воина-язычника времен Игоря или Святослава! О русах, кидающихся на собственные клинки, лишь бы не попасть в плен к врагу, пишут грек Лев Диакон и араб ибн Мискавейх.
А был ли монахом-то Пересвет – закрадывается нехорошее подозрение. Если и был – то определенно не Троицкого монастыря Сергия Радонежского, потому что в синодике – поминальном перечне – Троицкой обители имя Александра Пересвета отсутствует (как, впрочем, и его брата – Родиона Осляби). Захоронены оба героя в Старо-Симоновском монастыре на территории Москвы – вещь также совершенно невероятная, если бы они были монахами другой обители. Да как бы Троицкая обитель допустила бы, чтоб столь знаменитые и выдающиеся ее братья покоились в «чужой» земле?
Между прочим, оба брата были на момент битвы отнюдь не пухлогубыми безусыми богатырями из «Лебедей Непрядвы», а людьми более чем взрослыми. У младшего, Осляби, был взрослый сын, погибший на поле Куликовом. Род старшего, Пересвета, так же не прервался – в XVI веке на Руси появляется его дальний потомок, литовский выходец Иван Пересветов.
Но стоп! Отчего же литовский выходец? Да оттого, что братья называются во всех источниках «боярами брянскими» или «любучанами» – выходцами из расположенного неподалеку от Брянска городка Любутска на Оке. А во времена Куликова поля это были земли Великого княжества Литовского и Русского. И на поле Куликовом брянские бояре могли оказаться лишь под знаменами своего сюзерена литвина Дмитрия Ольгердовича, Брянского князя, пращура рода Трубецких, пришедшего на службу князю Московскому зимой 1379–1380 годов.
Когда ж Пересвет с Ослябею успели в монахи-то постричься? Да еще в монастыре, расположенном на московских землях? Да еще успеть за полгода пройти послух – как мы помним, трехлетний – и «дослужиться» до схимников?
Вопросы, вопросы, вопросы… и ни на один нет ответа. Точнее есть – один на все разом. В год Куликовской битвы ни Пересвет, ни Ослябя монахами не были. Ни Троицкого монастыря, ни какого-нибудь другого – ибо монах от всех мирских обязанностей освобождается, и, прими братья постриг на литовской земле, им незачем было следовать за своим – уже бывшим – сюзереном в Московское княжество.
Между прочим, сам Дмитрий Ольгердович был крещен-то уже в зрелом возрасте. В душах его бояр, суда по «святотатственной» реплике Пересвета, христианство также не успело пустить корней. Как и в душе еще одного литовского выходца, воеводы Дмитрия Боброка, перед битвою ни много, ни мало – ворожащего своему тезке, великому князю Московскому, еще не прозванному Донским, о победе по волчьему вою, заре и «голосу земли». По свидетельству Гальковского, еще в начале XX века русские крестьяне – кстати, из западно-русских, «литовских» во времена Пересвета Смоленских краев – вот так, на восходе Солнца, кланялись Земле, кланялись тайно и сняв предварительно крест. Тайну Дмитрий Иванович соблюл; любопытно, снимал ли он крест?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
