Морган усмехнулся.
— Так я права?
— Если хотите знать, Джорджина, я вообще ничего американского не написал, ни великого, ни малого. Если не считать фантастического рассказа, который я сочинил в десятилетнем возрасте. И насколько я понимаю, Нобелевской премии мне за него не дадут.
— Но вы же написали «Вуду-дев».
— Неужели? — Он сощурился. — Почему вы так решили?
— Потому что вы — Морган Блейн. — Джорджи сделала невольно шаг назад. — Разве нет?
— Да, я Морган Блейн.
— Ну вот… — Она похолодела. Мелькнула дикая, безумная мысль. Забралась бог весть куда и сидит в пустом доме наедине с шизофреником. Да, но наверху Элайза, значит, она не совсем одна. А знает ли Элайза, насколько ее брат неуравновешен? И вообще-то могла бы предупредить. И что она шептала ему уходя?
— В общем, так, Джорджина. Я-то Морган Блейн, но есть еще другой Морган Блейн. Тот, который лезет в мою жизнь.
— Хм… И что же, этот другой Морган Блейн… когда же он появляется? В минуты стресса?
Я должна ему помочь, подумала она, когда минутный страх уступил место нежности. Должна помочь.
Морган ухмыльнулся, растопырил пальцы и двинулся к ней, безумно хватая воздух невидимыми когтями.
— Вы хотите сказать, в полнолуние? — Он на цыпочках приближался к ней, выставив свои «когти». — В такие ночи, как сегодня? Когда во мне просыпается жажда свежей крови?
— Морган! — Джорджи укрылась за спинкой дивана. — Это не смешно. Прекратите!
— Не могу. — Потирая руками, он сделал злодейскую рожу. — Я жажду крови! Свежей крови! Скажите, вы случайно не девственница?
Прыгнув, Морган приземлился на диван, улегся на спину и громко расхохотался. Смех его почему-то напомнил Джорджи историю со вспененным шампанским.
— Это не смешно, — повторила она. — Нечего смеяться.
— Да-да, — отвечал он сквозь смех. — Я не нарочно, просто не могу остановиться. — Он вытер слезы рукавом, потом сел. — Это очень смешно. С тех пор как появился этот человек с книгой и стал портить мне жизнь, я ни разу так не смеялся. Нет, — он поежился, — это сильно сказано. Конечно, он не портит мне жизнь, но сильно осложняет. Вы не представляете, как меня достают эти поклонники, поджидающие у крыльца. Они думают, я Морган Блейн. Надоели! Конечно, я мог бы попросить вычеркнуть меня из телефонной книги. Но, с другой стороны, с какой стати? Ведь это же меня — меня так зовут. Почему я должен приспосабливаться, менять привычную жизнь только из-за того, что какого-то писателишку угораздило носить такое же имя!
— Я… — Джорджи показалось, что если она не схватится за что-то, то упадет. Но хвататься было не за что. — Так вы не?..
— Не ваш Морган Блейн? Нет, я не он. Я другой Морган Блейн, из другой области — из нефтяного бизнеса. Я взял отпуск, решил недельку пожить за городом. — Он улыбнулся. — Я и так постоянно мотаюсь по миру, поэтому зимой предпочитаю залечь в берлогу на недельку и никого не видеть. Летом здесь шумно и полно отдыхающих — понимаете?
— Зачем же тогда… зачем же вы… — Джорджи закусила губу. Слезы подступили к глазам, но она сдержалась. Джорджина Харви не плачет. — Зачем же вы солгали мне?
— А что еще сказать трепетной английской дурочке, которая до того прицепилась к какой-то макулатуре, что готова пилить за автором аж до Коннектикута? Я не знаю. — Он почесал затылок. — А что? Вы же хотели познакомиться с великим писателем — вот и познакомились. Хотели побеседовать с ним о книжке — я не возражал. Вы получили то, чего хотели, Джорджина. Увидели Моргана Блейна. И вообще, принесите мне экземплярчик этих «Вуду», я вам еще и подпишу! Будете потом показывать своим подружкам в Англии. И еще можете сказать, что целовались с человеком, который написал эти… мерзопакостные постельные сцены. Будет чем похвастать на родине.
— А Элайза… — Джорджи наконец начала понимать, к чему он клонит. — Элайза тоже в этом участвовала?
— Элайза знает, как мне осточертела вся эта лабуда с Морганом Блейном. Она просто хотела превратить все в шутку, так же как и я.
— Да, а обо мне вы не подумали!..
— Но, дорогуша, вы же сами напросились, забыли? Вы что думали, как увидите меня, так и растаете? Как в книге?
Джорджи отвернулась.
— А по-моему, это самые идиотские сцены из всех написанных на эту тему. Гаже не бывает.
Она не стала возражать, ей не хотелось на него смотреть. И неизвестно, что хуже: то, что он целый день втайне потешался над ней, или то, что она все еще втайне ждала его поцелуя? Ей хотелось лежать с ним рядом, говорить о разных глупых стихах и — что еще можно делать в постели? Испытать первобытную страсть. А потом — пить какао. А потом с утра опять кататься на санках, бросаться снежками, и чтобы он опять повалил ее на снег и шепнул в самое ухо: «Скажи “труба”»! И при этом она прекрасно знала, что ему ничегошеньки не надо. Он ведь считает ее трепетной английской дурочкой, способной пилить за автором на край света.
— Мне не хотелось вас расстраивать. Джорджина. После всего, что вы пережили.
Она не смотрела в его сторону, ничего ему не отвечала — боялась заплакать.
— В общем, я устал, день был тяжелый. Пойду спать. Спокойной ночи, и пожалуйста, погасите свет, когда пойдете наверх.
Круто развернувшись на каблуках, он пошел из комнаты, но в дверях оглянулся:
— Знаете, а я на какое-то время чуть не забыл, зачем вы приехали. И собирался извиниться за то, что заставил тащить сумку и вообще грубил поначалу. Но вы ведь ни на минуту не забывали, зачем приехали? Вообще не понимаю, зачем вы здесь, Джорджина. Вы не похожи на фанатку, гоняющуюся за кумиром. Но может, все дело в профессии… Вы ведь агент по найму — как это называется? «Охотница за головами»? Коллекционируете скальпы?.. А я-то думал… — Он покачал головой. — Неважно. Увидимся утром.
И вышел из комнаты. Она слышала каждый его шаг, каждый скрип деревянной ступеньки.
Что она натворила! И ведь никак теперь не исправишь. Это было как в кошмаре, который снился ей постоянно: словно она сидит голая в аудитории, где идут экзамены, открывает экзаменационный билет и не знает ответа ни на один из вопросов. Она постояла в задумчивости, потом выключила свет и, сутулясь, стала взбираться вверх по деревянной лестнице. Вошла в свою комнату, разделась, надела пижаму, пошла в смежную ванную, нашла зубную щетку и пасту, почистила зубы, потом легла в постель — делала все это машинально, на автопилоте. Закрыв глаза, попыталась представить, что она дома.
Ничего на самом деле не было, внушала она сама себе. Завтра я вернусь в гостиницу и возьму билет на обратный рейс. Завтра же вечером мы сядем в самолет — и все это будет уже неважно. Я вычеркну все это из памяти.
Я встретила Моргана Блейна. Он — тот, который играл со мной в снежки, из-за которого мне показалась прекрасной даже уродливая резная рыбина, — он неправильный Морган Блейн. Хотя почему неправильный?
