Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Преступнику было чрезвычайно важно, чтобы Уильямс умер, не важно, был ли он его вольным или невольным соучастником или нет. Если Уильямс был виновен, сомнительно, чтобы он пошел на казнь, не исповедавшись и не рассказав, кто были его сообщники. Добиться признательной исповеди – на это нацелил бы все свое приобретенное на практике умение доктор Форд. Тюремный священник грозил бы вечным адским огнем тому, кто упрямо упорствовал в грехе, и манил бы надеждой кающегося. А как лучше продемонстрировать раскаяние, если не посредством достойной, исчерпывающей исповеди? У заключенного есть серьезный мотив молчать лишь в том случае, если он на самом деле невиновен. Стал бы Уильямс, рискуя своей бессмертной душой, упорствовать только ради того, чтобы лишить священника удовольствия от исповеди? Или решил бы пожертвовать спасением бессмертной души, чтобы покрыть сообщников? Непохоже, чтобы он был способен на такую жертву. У него не было близких друзей, а в отвратительных, жестоких преступлениях не чувствовалось ни капли благородства. Можно не сомневаться: если бы Уильямс был виновен и его приговорили бы к казни, он бы заговорил. Кому-то было чрезвычайно важно этого не допустить.
Смерть заключенного играла на руку убийце и в том случае, если Уильямс был невиновен. Его еще не судили, а улики против него были косвенными и сомнительными. В любой момент могла явиться какая-нибудь девица из Уэст-Энда и обеспечить ему алиби. Или могло открыться что-то новое. А коль скоро Уильямс умер и принял смерть от собственной руки, полиция умерит пыл, напуганный люд будет доволен и посчитает самоубийство подозреваемого доказательством его вины. Жестокий, безжалостный человек, уже покончивший с семерыми людьми, не остановился бы перед еще одним, последним и вынужденным убийством. До жертвы несложно добраться – Уильямс заперт и беззащитен. Тюремщику платят мало, и его нетрудно подкупить. Надзиратель получал гинею в неделю, и подкупы распространились настолько широко, что считались чуть ли не привилегией профессии. Существовал по крайней мере один человек, который мог почувствовать себя в безопасности, если бы Уильямс умер, и умер, как можно быстрее.
Самоубийство Уильямса было настолько на руку его сообщникам (если таковые имелись) и настолько неожиданным, что непременно должны были появиться комментарии. Магистраты и общественность предпочитали принять событие за чистую монету и поверить, что арестант сам наложил на себя руки. Но 30 декабря в «Таймс» появилась заметка, в которой пусть не открыто, но явно намекалось, что Уильямс погиб не от своей руки и его самоубийство удивительнее, чем кажется на первый взгляд:
«Самоубийство презренного Уильямса – событие, о котором приходится сожалеть. Если он убийца или один из убийц, чрезвычайно печально, что этот акт отчаяния лишил общественное правосудие возможности доказать его вину и в соответствии с законами страны назначить наказание, достойное столь жестоких преступлений. Его смерть неприятна и с другой точки зрения. Возможно – надеемся, только возможно, – покончив с собой, он решил избежать публичной казни. И если не обнаружится новых следов, покрыл соучастника или соучастников своих кровавых дел, которых не удается найти. Нет сомнений, что магистраты и жители района, где произошли чудовищные преступления, предпримут все усилия, чтобы получить как можно больше информации. Но на фоне ужаса, вызванного отвратительными зверствами, даже самые толковые могут упустить какие-то из деталей. Надеемся, что будет с должным усердием организован обыск жилищ всех хоть сколько-нибудь знакомых с самоубийцей, а также подозреваемых или тех, кто может попасть под подозрение. Деятельность такого рода тем более необходима, поскольку, если не удастся назвать виновного, будут унижены и британская полиция, и британский закон.
Много упреков было высказано в адрес начальника тюрьмы “Колдбат Филдс” Аткинса, хотя, по нашему мнению, на это недостаточно оснований. Из-за плохого здоровья врачи не позволили ему присутствовать на дознании. Что же до содержания в заключении Уильямса, магистраты пожелали, чтобы он находился один, и в ожидании дальнейших следственных действий его поместили в одиночную камеру. В той же тюрьме находились еще трое подозреваемых по данному делу. Железная перекладина идет по потолку во всех камерах и служит для того, чтобы заключенные вешали на нее одежду и постель, когда моют пол. Безосновательно утверждалось, что Уильямсу отказали в пере и чернилах и тем самым помешали исповедаться. Как нам известно, ему, наоборот, предлагалось приходить в управление тюрьмы и писать все, что вздумается. После первого дня заключения Уильямс ни перо, ни чернила, ни бумагу не просил».
По какой причине критиковали начальника тюрьмы? Вероятно, потому, что в подведомственной ему тюрьме важный заключенный имел возможность совершить самоубийство. Вполне законная критика, и странно, что журналист из «Таймс» пытался обелить незадачливого Аткинса. Можно сделать вывод: упреки относились к чему-то более серьезному, чем простая халатность, благодаря которой повесился Уильямс. В заметке содержится намек о некоей странности в обстоятельствах смерти подозреваемого, что порождает слухи и тревогу. Журналист особо восстает против распространившихся в то время пересудов, будто Уильямс, перед тем как умереть, просил перо, чернила и бумагу. Мол, Уильямс ничего не просил. Но разве не логично предположить, что человек, решивший покончить с собой, припрятавший острый кусок металла, готовясь к этому акту, не захочет объяснить, почему он это сделал? Если он был виновен и действовал из чувства раскаяния, то наверняка бы захотел очистить совесть. Если его бросили на произвол судьбы подельники, он бы не ушел из жизни, не назвав их имен. Если бы вознамерился спасти своих друзей и принять всю вину на себя (что не похоже на Уильямса), скорее всего оставил бы записку, что убийства совершил он один. Но он не оставил ни слова. Не испытывал раскаяния. На первый взгляд ничего не боялся. И накануне смерти был совершенно спокоен, поскольку считал, что с ним не может приключиться ничего нехорошего. То, что он припрятал половинку железного кольца, ни о чем не говорит, кроме желания человека, побывавшего в опасных ситуациях, запастись любым доступным оружием. Но он им не воспользовался. Не сделал даже робкой попытки совершить с его помощью самоубийство, хотя, как отмечалось, кольцо было достаточно острым для нанесения смертельной раны.
Были и другие подозрительные обстоятельства этого печально известного самоубийства в тюрьме «Колдбат-Филдс». Говорилось, что Уильямс повесился на железной перекладине, находящейся на высоте шести футов двух дюймов над полом. Сам он был ростом примерно пять футов девять дюймов. И видимо, чтобы совершить задуманное, встал на край кровати. Если бы, когда платок стал затягиваться на шее, Уильямс, ощутив первый страх удушения, пожалел бы о том, что затеял, то наверняка сумел бы ухватиться руками за перекладину и ногами нащупать край кровати. Но это было бы невозможно, если бы он умер быстро в результате вагального торможения. Однако считалось, что умер он не быстро. 28 декабря «Морнинг пост» сообщала: «Его глаза и рот открыты, а состояние тела дает понять, что он упорно боролся за жизнь». Это единственное свидетельство того, что подозреваемый сопротивлялся смерти, и если оно справедливо, то представляет один из сильнейших аргументов против версии о самоубийстве. Если Уильямс на самом деле предпринимал все возможное для своего спасения, почему это ему не удалось? Профессор Симпсон предполагает, что травмы, подобные тем, что обнаружены на теле Уильямса, характерны для самоубийц, поскольку они в предсмертных конвульсиях бьются о стену. Но Уильямс, как утверждалось, повесился на перекладине, которая шла поперек камеры. Поэтому нет оснований считать, будто следы упорной борьбы возникли из-за ударов о стену.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
