Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
А потом его внесли куда-то, где было много мерцающего света («свечи, конечно, что же еще») и сильно, как в индийских магазинах, пахло благовониями. Его положили на жесткий пол («доски, струганые, не холодные»). Раздавались шлепки босых ног.
— Иди скорее, позови тибетца.
И почему они все ходят, не стоят на месте? Кто-то прошлепал в одну сторону, кто-то в другую, раздались какие-то стуки, звяканье — и все это болезненно отдавалось в голове, любой мало-мальский звук бил по мозгам напрямую, ничем не смягченный. Как киянкой бил. Ну, вот, сейчас бы, не когда-нибудь, в самый раз забыться крепчайшим сном, чтобы только не было этих ударов…
Над ним склонился человек. Такой же, как и все тут, бритоголовый, в желтых одеждах. Причем сбриты не только волосы на голове, но и брови. «Тибетец» — что-то такое там говорили. Наверное, он и есть, потому как у него немножко другой тип лица, не такой, как у японцев. Имеется некое неуловимое отличие… А впрочем, может, и вполне уловимое, только, чтобы уловить, требуется думалку напрягать, а Артем сейчас не смог бы сосредоточиться даже на самой пустяковой ерунде.
«Тибетец» положил ладонь Артему на сердце, подержал ее так, закрыв глаза и беззвучно шевеля губами. Потом отвел руку, сложил ладонь в кулак таким образом, чтобы торчал костяшкой вперед согнутый средний палец. Этой костяшкой он сильно надавил Артему чуть пониже желудка. Да настолько сильно надавил, что показалось — достал до позвоночника.
Сперва Артема пронзила такая боль, будто в тело вогнали железный штырь. Но это длилось мгновение, потом стало легче, словно боль частью уходила в тело «тибетца», а частью — в некий невидимый вертикальный столб, пробивший потолок и ушедший в самую необозримую из далей. Почему-то именно подобное сравнение пришло в этот миг на ум Артему.
«Тибетец» принялся что-то нараспев говорить на незнакомом Артему языке. Его слова звучали то как удары гонга, то как завывания муэдзинов, то как шум накатывающегося на берег океанского прибоя. Слова то становились черными птицами, проносящимися над головой, задевая крыльями и царапая кожу выпущенными когтями, то превращались в рой пчел, жалящих в ногу, в руку, в плечо, в живот, вокруг раны на плече, вокруг раны на боку. Слова сгорали темным дымом, светлым дымом, разбегались по телу то ли мурашками, то ли мурашами, слова полыхали в мозгу углями на жаровне. «Тибетец» говорил и говорил. И говорил он целую вечность, краев не имеющую…
И еще раз очнулся Артем, еще раз вернулась к нему четкость и адекватность восприятия. Он обнаружил, что лежит не на полу, а на каком-то возвышении, под голову подложен валик. Он был совершенно раздет. Все его тело было буквально утыкано иголками: длинными, металлическими, даже, похоже, золотыми. На концах всех иголок тлели благовонные палочки, и вверх поднималось множество тонких ароматных дымков. Рядом с Артемом стоял один из здешних бритоголовых обитателей в желтой одежде и по дощечке вполголоса что-то читал на японском языке.
— …смерть — это только распадение тела. Тело нам дали родители. Оно вскормлено пищей, поэтому болезни и смерть неизбежны. Но вы знаете, что Будда — это не тело, это Просветление. Тело исчезнет, а мудрость просветления останется навечно. Просветление будет жить с вами в виде Дхармы. Тот, кто видел мое тело, еще не видел меня. Меня видел тот, кто познал мое учение. После моей смерти вашим учителем будет моя Дхарма. Следуйте этой Дхарме — и вы будете верны мне[16].
— Трудно сказать, что его ждет, — вдруг услышал Артем чей-то незнакомый голос. Говорящего он не видел — тот стоял где-то позади изголовья лежанки. — Тибетец говорит, он сейчас не здесь. И не там. Он — между. Он идет по канату, натянутому над пропастью. Он может упасть, но может и дойти. Во многом это зависит от него самого.
— Как это может зависеть от него, когда он беспомощен? — А собеседника неизвестного Артем без труда узнал. Чиновник Хидейоши.
— Это зависит от его жизненной силы. Только она может не дать ему сорваться в пропасть и завершить свой путь.
— Мой путь тоже далек от завершения! — с жаром произнес Хидейоши. — Если бы я мог ехать прямо сейчас!
— Твои лошади устали, а у нас лошадей нет.
— Я понимаю, но бездействие меня угнетает. К тому же время уходит, и меня это беспокоит все сильнее. Кто знает, что придет Нобунага в голову? О его замыслах в Киото ничего не знают.
— Думаю, в Киото неплохо осведомлены о деятельности Нобунага, — сказал неизвестный собеседник чиновника.
— Не может такого быть! — горячо возразил Хидейоши. — Его тогда незамедлительно лишили бы должности сюго.
— Не думаю. Политика, политика… Она стоит не на благородстве, а на выгоде и расчете. Лиши Нобунага должности сюго, и другие даймё, втайне недовольные тем, что бакуфу находится в руках Ходзё, а не потомков Минамото, примут сторону Нобунага. Они решат, что сиккэн Ходзё убирает тех, кто получил земельные наделы и должности от Минамото. Значит, подумают они, следующими жертвами станем мы. И могут присоединиться к Нобунага в случае мятежа. Если же Нобунага решится на открытый мятеж, оставаясь в должности сюго, он окажется один против всех. У других даймё не будет причин его поддерживать, и они будут вынуждены послать своих воинов подавлять мятеж.
— Выходит, мятеж Нобунага выгоден двору и сиккэну?
— В каком-то смысле. Разумеется, для всех было бы лучше, откажись сам Нобунага от своих планов. Но я не верю в это. Такими людьми управляет непомерное честолюбие, оно гложет их изнутри ежедневно и еженощно, оно побеждает их рассудок, побеждает их страх. Поэтому двор и сиккэн всерьез могут рассчитывать не на то, что Нобунага передумает, а на то, что Нобунага вдруг сведет в могилу внезапная хворь или несчастный случай.
— До меня дошли слухи, — осторожно сказал Хидейоши, — что яма-буси что-то затевают против Нобунага.
— Меня не удивляют эти слухи. Чего-то подобного я ждал. Рано или поздно кому-нибудь в Киото должно было прийти в голову подобное решение.
— Я не понимаю, почему единственным решением может быть только подлое, низкое решение! Я доберусь до Киото, доставлю письмо губернатора, я расскажу от себя о подлых замыслах Нобунага, я добьюсь, чтобы…
Хидейоши запнулся, видимо, он сам еще не очень представлял, чего именно станет добиваться. Разговор продолжил собеседник чиновника. Продолжил риторическим вопросом:
— Что можно противопоставить стихиям? Только другую стихию. Я слышал от китайских монахов, что пожар на равнинах гасят, посылая ему навстречу другой пожар.
— Но сперва первый пожар выжигает по дороге все подряд, — сказал Хидейоши.
— Это правда. До того, как пожар потушат, сгореть могут многие. Не исключено, и мы. — Собеседник чиновника немного помолчал, потом сказал: — Мне доподлинно известно, что Нобунага подбивает монахов с горы Тосёгу на борьбу с нами.
— Зачем это ему?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
