Оторвавшись от назревающей среди финансистов интриги, он идет в служебную комнату. Эти чуланы хороши тем, что любопытные сюда не заглядывают; кроме того, здесь в отличие от большинства помещений «Зефира» нет электронного наблюдения. Так было не всегда: камеры убрали после одного инцидента, когда Клаусман сказал что-то нелестное в адрес агента, сидевшего в это время у мониторов. Притом в чуланах иногда занимались сексом, кассеты с записью этих сцен любили крутить на рождественских вечеринках «Альфы», и Клаусман опасался, что, если тайна «Альфы» когда-нибудь раскроется, это будет выглядеть очень скверно. Орно дело построить модель компании, чтобы тайком наблюдать за служащими – даже если это когда-либо станет известно, Клаусман сможет все так же высоко держать голову в любом джентльменском клубе страны, – и совсем другое снимать скрытой камерой порнографию. Это представило бы их проект в совершенно неверном свете.
Закрыв дверь, Клаусман выуживает из кармана мобильник.
– Да?
– Мистер Клаусман, – это Мона, до странности напряженная, – можно спросить, есть ли у Джонса какой-то проект, связанный с администрацией?
– Конечно, нет. Это епархия Блейка.
– Тогда вам, думаю, лучше приехать на тринадцатый. Прямо сейчас.
– А что стряслось-то?
– Мм… сама не знаю.
* * *
Стэнли Смитсон отступает, но лишь для того, чтобы привести подкрепление. Вскоре он возвращается с Фениксом, хорошо известным Фредди и Холли. Для большинства зефирцев администрация – жюри, составленное из незнакомцев, но Феникса знают все. Шея у него толстая, лицо красное, рубашка голубая, волосы с проседью. Его рукава закатаны по самые бицепсы – последние, правда, стали уже не те, как в бытность Феникса грузчиком, но все еще впечатляют на фоне атрофированных мышц его коллег по администрации.
Согласно широко известному принципу, каждый человек в процессе карьерного роста должен достигнуть уровня своей некомпетентности, хорошего работника повышают, пока он не начинает работать плохо; на этой должности он и остается. Феникс, исключение из правила, плохо справлялся с любой работой, но это не мешало ему продвигаться по службе. Когда его обязанности заключались в перетаскивании ящиков, он часами просиживал у контрольного стола в вестибюле и шел работать лишь после нескольких телефонных звонков. После этого груз загадочным образом исчезал и оказывался на месте назначения не раньше, чем дня через два. Кроме того, скоро стало известно, что Феникса в коридоре миновать так просто нельзя. Спасения от него не было. Болельщики подвергались получасовой беседе на тему заработков в спорте, не-болельщики – ознакомительной лекции. Если у кого-то хватало глупости высказать свое мнение, Феникс набирал громкость и грозно хмурил густые брови. Если вы и тогда с ним не соглашались, он начинал тыкать в вас пальцем. Люди стали притворяться, что у них проблемы со слухом, или ждали, когда Фениксу попадется другой несчастный, прежде чем проскочить мимо с низко опущенной головой.
Настал день, когда склад сократили. Все тихо возрадовались свободе передвижения без риска нарваться на речь о падении мастерства бейсболистов – но Феникс, к всеобщему ужасу и удивлению, всплыл в отделе инвентаризации. Два года спустя этот отдел вследствие очередной глобальной перестановки влился в логистику. Двенадцать человек были уволены, но Феникс остался. Еще через десять лет, после неисчислимых катастроф, его поставили во главе проекта «Сигма-шесть». Проект, протянув десять месяцев, рухнул, и никто о нем больше не поминал. Всех его участников распустили или распихали по задворкам компании – всех, но не Феникса: за эти годы он накопил столько неиспользованных отпусков, что увольнять его стало слишком дорого. Его отправили обратно в логистику, несмотря на возражения менеджера. Дело дошло до вице-директора, и тот поставил ультиматум: он или я. К сожалению, вице-директор неудачно рассчитал время. Его положение в администрации было непрочным, и оппоненты, воспользовавшись случаем, взяли на его место другого, более покладистого. Так Феникс стал вице-президентом логистики, и «Зефир» уверовал в его бессмертие.
Фредди и Джонс при его появлении обмениваются нервными взглядами, глаза Холли прикованы к буграм мускулов под рубашкой.
– Чего приперлись? – громыхает Феникс, надвигаясь на них, как сердитый медведь. – Тут вам администрация, а не кафетерий. Катитесь отсюда.
– У нас есть ряд требований… – говорит Холли.
– Да хоть бы золотая медаль. – Феникс знаменит такими изречениями, якобы остроумными, но напрочь лишенными смысла. – Убирайте свои задницы со второго этажа.
Трое пятятся перед ним, но позади внезапно слышится «Дзыннь!».
* * *
Из лифта вываливается целая куча зефирцев. Они задержались из-за спора о грузоподъемности кабины. Все рассматривали табличку с указанием предельного веса и мерили взглядом чужие талии и зады. Затем перед первой партией, загрузившейся в лифт, встала задача: вовремя вытащить карточку Джонса и передать ее оставшимся, пока двери не закрылись. При первой попытке одна женщина, бывший дизайнер, так ловко управляющаяся с компьютерной «мышью» и прочей техникой, застряла в дверях; пришлось выходить на пятом и начинать снова.
Но теперь они здесь – больше двадцати человек: клерки, гномы, эльфы, бухгалтеры, инженеры. Они лезут из лифта, как клоуны из маленького автомобильчика: думаешь, что больше там поместиться никак не может, но вот, смотрите-ка, еще двое. Глаза Стэнли округляются. Феникс делает шаг назад.
– Мы не хотели действовать таким образом, – говорит Джонс, – но на всякий случай приготовились.
* * *
Рейды обычно предпринимаются на рассвете, когда противник максимально дезориентирован. Так же обстоит дело и на втором этаже «Зефир холдингс», хотя теперь половина пятого вечера. Администрация утомилась, весь день повышая стоимость акций; выпитое за ленчем вино уже выветрилось, а кофе в последний раз пили больше часа назад. Когда служащие врываются в их кабинеты и отнимают у них телефонные трубки, администраторы так одуревают, что не могут сопротивляться. Каждого. Блейка Седдона в том числе, вытаскивают из кожаного кресла, волокут в комнату для совещаний и усаживают за большой дубовый стол. Там они и сидят в полном шоке, окруженные гневной толпой. Каждые несколько минут слышится новое «дзыннь», и прибывает очередная партия мятежников. Вскоре толпа становится такой плотной, что превращается в единое существо, зверя-зефирника, обычно смирного и легко поддающегося дрессировке, теперь же агрессивного и непредсказуемого, не надо было его провоцировать. В комнате мелькает калейдоскоп блузок, рубашек, галстуков, стоит громкий говор, висит запах разгоряченных тел.
Администрация пытается протестовать, но служащие сердито трясут ее стулья. Она пытается общаться между собой с помощью мимики. Никто не имеет ни малейшего понятия, что здесь происходит, но когда какой-то молодой человек залезает на стол и поднимает руки, прося тишины, вся администрация с замиранием сердца осознает, что бастион ящика для предложений пал.
