— Но, дорогой! — воскликнула Жоржетта, ловко уклоняясь от его притворного объятия. — Я не хочу задерживать тебя. Разве самое главное сейчас — не поиски твоей лошади? Советую обойти ближайшие игорные дома… да и салун «У орла» тоже подойдет. Расспроси завсегдатаев, кто-нибудь наверняка что-нибудь слышал. В конце концов, таких жеребцов, как Пегас, не много.
— Пегас? — воскликнула дама в бархате и, как бы забывшись, положила руку на локоть Пирса. — Это ведь скаковая лошадь, не так ли?
— В самом деле, — подтвердил Пирс, в свою очередь как бы не замечая фамильярного жеста. — Серый в яблоках жеребец. Вы о нем слышали?
— И не раз! О нем весь город говорит, если хотите знать. Я своими глазами дважды видела забег с его участием. — Она вдруг умолкла и свела выщипанные в ниточку брови к переносице. — Вы говорите, он принадлежит вам? Как странно! Я думала, его владелец некто Джаспер Блэквелл. Он явился во Фриско, предъявил бумаги на эту лошадь… вы знаете, это был настоящий скандал… Он забрал ее.
— Бумаги были украдены! — вырвалось у Жоржетты.
Пирс взглядом послал ей красноречивый приказ не болтать лишнего.
— Боюсь, его здесь нет. Получив лошадь, он первым делом покинул город. По его словам, надо делать ставки там, где призового жеребца еще не знают.
Голос Пирса был до того бесстрастным, что Жоржетта сразу поняла — он с трудом сдерживает гнев.
— Он отправился в Хэнгтаун, к старателям. Сейчас припомню… кажется, он сел на пароход до Сакраменто.
Кровь бросилась Пирсу в лицо.
— Пароход?! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Опять пароход!
Глава 19
Незадолго до наступления сумерек Пирс ввел измученную Жоржетту в вестибюль отеля «Сент-Франсис». Последние полчаса ему приходилось поддерживать ее сначала под руку, а потом и за талию, и он чувствовал даже сквозь корсет, как все ее тело дрожит мелкой дрожью от усталости. Очевидно, она была еще слишком слаба для улиц Сан-Франциско, целиком состоявших из подъемов и спусков, так как город был выстроен в холмистой местности. Однако, зная ее упрямство, Пирс не видел другого выхода, кроме как повсюду водить ее за собой. Дел накопилось немало, и почти все они так или иначе касались Жоржетты: нужно было приобрести для нее все необходимое, в том числе дорожный сундук. Когда с покупками было покончено, он сговорился о доставке вещей на пароход «Сенатор», ходивший вверх по Сакраменто. Помимо этого, ему пришлось посетить поверенного, чтобы уладить кое-какие дела, а также написать и отправить несколько писем.
Наконец настало время вернуться в отель, и когда супруги Кингстон проходили под хрустальной люстрой вестибюля, Пирс заметил, что глаза Жоржетты ввалились, а губы приобрели синеватый оттенок. Он бросил взгляд по сторонам, заметил в стороне уголок с мягкой мебелью и слегка подтолкнул ее туда:
— Посиди, пока я узнаю, где наш номер, и получу ключ.
— Как?! — с вызовом воскликнула она. — Ты позволяешь мне отойти в сторону? Значит ли это, что я заслужила твое доверие?
Не удостоив ее ответом, Пирс прошел к конторке. Однако во время разговора с портье он не мог удержаться, чтобы пару раз не бросить взгляд в сторону дивана, где сидела его жена. Когда он приблизился, держа ключ от номера, она медленно, с усилием поднялась. На миг к тревоге примешалось чувство вины, но только на миг — в конце концов, она сама навлекла на себя подобное обращение.
— Портье сказал, что Гейблы как раз спустились к ужину и что они не начнут, пока мы к ним не присоединимся.
— У меня нет аппетита, я слишком устала сегодня.
— Ты не должна ложиться спать на пустой желудок, — строго сказал Пирс, беря ее под руку. — И постарайся держаться как леди, если не ради меня, то ради этих милых людей.
— У меня бы лучше получалось, веди ты себя как джентльмен, — заметила девушка и высвободила руку, как бы для того, чтобы поправить воротник.
— Если бы я вел себя как джентльмен, ты уже плыла бы отсюда прочь — с моим ребенком во чреве, между прочим. А еще через пять лет этот ребенок шарил бы по карманам прохожих.
— Это немногим хуже, чем подтасовывать карты во время покера — чему, вне всякого сомнения, ты его обучишь к пяти годам.
Пирс стиснул зубы, напомнив себе, что публичная сцена еще никого не украшала. Впрочем, если бы не ее интересное положение, он бы, пожалуй, не удержался, перекинул несносную девчонку через колено прямо посреди вестибюля и задал ей хорошую трепку. А пока он насладился тем, что в красках нарисовал себе эту картину.
— Что смешного? — подозрительно спросила Жоржетта, увидев улыбку на его губах.
— Ничего такого, что насмешило бы и тебя, — ответил он с удовольствием. — А теперь нам пора поужинать в теплой, дружеской обстановке. Тебе не мешает как следует подкрепиться, дорогая. Заключим мир… во всяком случае, до окончания ужина.
— Согласна, но только до окончания ужина и только ради Гейблов.
Когда они стояли на палубе парохода «Сенатор», Пирс из осторожности не убирал руки с талии Жоржетты, затянутой в палевый бархат. С таким нравом она вполне могла в последний момент спрыгнуть за борт!
«Сенатор» был видавшим виды судном с низкой посадкой, и можно было во всех подробностях разглядеть лица супругов Гейбл, явившихся проводить Кингстонов. Мистер Гейбл степенно кивал и махал рукой, но выглядел не слишком довольным: его багаж все еще не разгрузили. Миссис Гейбл улыбалась Жоржетте, которая, к недоумению Пирса, заливалась слезами. Потом ему пришло в голову, что это часть ее игры.
Наконец достойная леди обратила свой взор к Пирсу — и помрачнела. Это повторялось раз за разом с тех пор, как он наотрез отказался оставить жену на ее попечении до возвращения из Сакраменто. Разумеется, миссис Гейбл понятия не имела о том, что Жоржетта спала и видела, как бы сбежать в Луизиану. Приходилось не спускать с нее глаз ни одной минуты. Накануне Пирс позволил ей послать письма отцу и братьям: в Новый Орлеан и в Натчез, — но знал, что это не изменило ее намерений.
Расстояние до пристани все увеличивалось, колеса вертелись все быстрее — и скоро Гейблы вместе с другими провожающими исчезли из виду. Жоржетта достала из ридикюля кружевной платочек, вытерла глаза изящным жестом истинной леди, и Пирс снова задался вопросом, как можно так преобразиться с помощью нескольких обручей и куска бархата. Даже выражение лица у нее изменилось. Теперь оно было спокойным, нежным и преисполненным очарования.
— Не могу не восхищаться твоим актерским даром, дорогая, — заметил он с иронией. — Ты так натурально рыдала, что Гейблы теперь считают меня тираном и деспотом.
— Каковым ты, конечно же, не являешься, — в тон ему ответила она. — Полагаю, теперь ты можешь немного передохнуть от неусыпного надзора за мной. В таком наряде мне не проплыть и нескольких футов — как, без сомнения, и было задумано.
