— Папа, папочка, — пытался окликнуть его Сева, но тот не отвечал.
В конце концов к вечеру он заснул прямо на табуретке подле гроба, и Борис отнес его в кровать.
Зрелище горюющего сына стало для Катерины страшным испытанием. Однажды она даже сорвалась и стала говорить Севе, что это она, его мать, во всем виновата. Наташа, которая теперь ни на шаг от подруги не отходила, увела её в другую комнату и попросту усыпила, защитив сном, как коконом, её измученный мозг
Воздействие Наташи оказалось таким сильным, что на другой день подругу еле разбудили.
Павел смерть отчима переносил спокойнее своих родных. Ему отчего-то было жалко не мать, а Севку, который остался без отца, такой ещё маленький, и как бы мать их строго ни воспитывала, ребенку все равно нужна мужская рука.
Скорей всего, Пашка повторял чьи-то высказывания, но он этого не замечал и слегка гордился тем, что в его голову приходят такие взрослые мысли.
Федор заменил ему отца, которого он помнил довольно смутно. Заменить-то заменил, а вот к сердцу мальчика путь так и не нашел. По Головину он вроде скорбел, но в глубине души считал, что Федор Арсентьевич мать недооценивал и как бы снисходил к ней, чего она не замечала, а её старший сын чувствовал почти болезненно.
На похоронах Катерина упала в обморок, и Сева, обо всем забыв, кинулся к упавшей матери: испугался, что она может последовать за отцом в эту страшную, холодную, засыпаемую снегом яму.
Но и после похорон Катерина ходила, как потерянная, в глазах её появился какой-то лихорадочный блеск, так что её сыновья, Наташа с Борисом и даже Оля, словно сговорившись, старались теперь не оставлять её одну.
Исцелить подругу окончательно у Наташи никак не получалось, видимо, не хватало обычных медицинских знаний и навыков — она всерьез не пользовалась своим даром уже много лет.
В конце концов пришлось пригласить к Кате профессора Подорожанского, который нашел у неё сильнейшее нервное потрясение и стал лечить привычными методами, попеняв Наташе, что своим непрофессионализмом она просто может загнать болезнь внутрь.
— Я хорошо знаю нашего общего знакомого и вашего родственника Яна, — говорил он. — Много лет мы работали вместе, я наблюдал, как развивается его талант, но могу без хвастовства сказать: бывали случаи, когда к процессу излечения проходилось подключаться и мне.
Он тяжело вздохнул и посетовал:
— Все собирался заняться изучением вашего феномена, да как-то руки не доходили. Теперь Яна в северные края угнали, когда ещё свидимся? С внучкой нас разлучили. Вы не слышали, как они там? Два письма от Танюшки получили, и уже больше месяца — никаких известий.
— Знаете, Алексей Алексеевич, — доверительно сообщила ему Наташа. — Я ведь в командировку в те края собираюсь. Если дадите мне адресок, навещу ваших Танюшку и Варвару, а на обратном пути привезу от них весточку.
— Конечно, конечно, — обрадовался Подорожанский, не вникая, какая командировка может быть у цирковой артистки в те края, — а то моя Шурочка совсем извелась от беспокойства.
Так без особых объяснений Наташа получила адрес Знахаря или сельского врача Петра Алексеева, у которого, судя по всему, жили дочь и жена Яна Поплавского. И, если верить Наташиному ясновидению, им сейчас угрожала самая реальная опасность.
На прощание Подорожанский заметил, что неплохо бы Катерине Остаповне поменять обстановку, хотя бы отправиться на лечение куда-нибудь в теплые края, так что теперь уже Наташа стала торопить мужа, чтобы он поскорее оформил документы на перевод в Туркмению, куда она собиралась взять с собой и Катерину с сыновьями. Предварительный разговор о том у них состоялся, и подруга в ответ на её предложение ответила коротко:
— Мне все равно.
Борис наконец оформил документы на перевод в Туркмению, и они вместе с Катериной и её сыновьями стали готовиться к отъезду, никого о том не оповещая. Даже то, что Катерина уволилась из наркомата, его сотрудниками воспринялось вполне естественно — Головина стала болеть, потому решила найти себе работу попроще.
Когда же день их отъезда был намечен, Наташа посоветовала подруге говорить всем, что она хочет вернуться к себе на родину, на Украину. Лучше, если посторонние не будут знать, что они уехали вместе.
Но тут, как на грех, заболел Сева. Похоже, ему по наследству передалась тонкая душевная организация матери. Пришлось опять звать Подорожанского, который подтвердил опасения Наташи: перенесенные волнения подкосили здоровье мальчика.
Теперь Катерина отказалась ехать, но в дело вмешался её отец. Много лет проработавший в советских чиновных органах, он высказывал уверенность в том, что ОГПУ не оставит Катерину в покое.
— Пойми, — говорил он, — пострадаешь не только ты, но и твои сыновья. В первую очередь Пашка.
— Что же мне делать? — в отчаянии спрашивала она.
— Ехать в Туркмению, — сурово сказал отец. — Как ни тяжело принять такое решение, только оно поможет тебе спастись самой и спасти жизни детей.
— Но Сева… он болен.
— Севу оставишь нам с Евдокией.
— Нет! — закричала Катерина.
— Да, — сказал он. — Евдокия Петровна Пашку воспитала и Севу на ноги поднимет. А как только все здесь немного поутихнет, вернешься за младшим. Произвол не может продолжаться вечно…
Странно было слышать такие слова от старого большевика. Человека, отдавшего жизнь идеям коммунизма.
— А если они тебя…
— Зачем я им нужен, старый пень! — усмехнулся Первенцев. — Мое дело доживать. Не волнуйся, Севу выходим. Скоро весна начнется, станем ездить на дачу. Там, как ты знаешь, отличный пруд, лес рядом…
Сева после долгих уговоров согласился остаться с дедом и его женой, которую с детства мальчик воспринимал как свою бабушку.
Все бы ничего, но судьба-злодейка в отношении Катерины никак не хотела утихомириться. На этот раз пострадала Евдокия Петровна. С нею случился инсульт, хотя вроде ничего этому не способствовало. Первенцев перепугался не на шутку. Как видно, в памяти его ещё были свежи болезнь и смерть жены. Он не отходил от постели Евдокии, и Севу Катерине пришлось забрать с собой.
Накануне отъезда Борис с Наташей решили забрать чемоданы с вещами Катерины и её мальчишек к себе домой, откуда их на вокзал собирался отвезти один из друзей Бориса. Уже спускаясь по лестнице замыкающим, Бессонов столкнулся с молодым пареньком, который спрашивал квартиру Головиных, чтобы вручить Катерине повестку к следователю НКВД.
— По-моему, у них никого нет дома, — равнодушно заметил он, но паренек поднялся наверх и добросовестно жал кнопку звонка в то время, как машина с Катериной и её сыновьями как раз отъезжала от подъезда.
* * *
Борис пребывал в блаженном неведении относительно того, что ждало его в ближайшем будущем. Наташа не сказала мужу, что собирается сойти с поезда на одной из станций. Решение о том, как помочь семье Поплавских, она приняла в одночасье и потому заранее собрала себе сумку со всем необходимым.
