– Возможно, ты и прав. Многие странствующие философы, в первую очередь последователи Пифагора, отвергают кровавые жертвоприношения.
– Если моя мысль верна, Иисус представляет угрозу для Храма, а значит, для связанной с ним священнической аристократии и жителей Иерусалима. Для них – да, но не для Рима. Мы не вмешиваемся в решение спорных внутрирелигиозных вопросов. Но я должен выяснить вопрос, есть ли тут связь с зелотами. Почему именно теперь они вдруг появились в Иерусалиме? Тебе удалось что-нибудь узнать о связях Иисуса с зелотами?
К этому вопросу я подготовился заранее. Еще по дороге сюда я самым тщательным образом продумал все, что следовало сказать:
– Согласно собранной информации, – начал я, – среди людей, сопровождающих Иисуса в его переходах с места на место, есть по крайней мере один зелот, а может быть, их даже трое. Что касается первого, по имени Симон Зелот, то здесь само прозвище не оставляет никаких сомнений. Что же до второго, по прозванию Иуда Искариот, то здесь у меня нет полной уверенности. Не исключено, что его прозвище соответствует слову «сикарий».[224]И, наконец, подозрение вызывает некий Симон Бариона: известно, что некоторые люди называют зелотов «барионим», что означает – люди, живущие в пустынных местах. Впрочем, имена Иуды и Симона допускают также и иные толкования.[225]
Метилий увидел в моих словах подтверждение собственным мыслям.
– Вот как! Значит, между Иисусом и зелотами действительно есть связь.
Чего-то в этом роде я и ждал, поэтому не затруднился с ответом:
– Я сам решил разобраться в этом, и выводы оказались более чем удивительными. Сначала мое внимание привлекло то обстоятельство, что в числе самых близких соратников Иисуса есть некий сборщик податей по имени Левий – один из тех ненавистных мытарей и взимателей налогов, которым зелоты объявили войну. Затем мне в голову пришла вот какая мысль. Я подумал: если среди сторонников Иисуса есть некто по прозвищу «Зелот», это во всяком случае должно означать, что не все они зелоты, иначе не имело бы смысла давать такое имя одному, чтобы отличать его от других.
– Но это вовсе не отменяет моих подозрений! – возразил Метилий.
– Точно так же подумал и я. Но я разобрался во всем досконально. Мне удалось установить контакт с несколькими зелотами. От них я узнал, что Симон Зелот раньше был с ними, а теперь считается у них предателем, из-за того что ушел к Иисусу. Больше того, в этом Иисусе зелоты видят угрозу для себя: ведь он отвергает насилие. Он не признает методов, которыми действуют зелоты. Если число его сторонников в их рядах и среди населения будет увеличиваться, то для деятелей сопротивления это будет означать существенный урон.
– Если я тебя правильно понимаю, нарушители спокойствия делятся на две группы, борющиеся за сердца одних и тех же сторонников и сочувствующих. С одной стороны, это – зелоты, с другой – Иисус. Правильно?
– Я бы сказал так: зелоты указывают на существующую в нашей стране проблему. А Иисус может стать ее решением. Или точнее: он навел меня на мысль о возможном решении.
– Ты должен объяснить мне это так, чтобы я понял.
Метилий смотрел на меня с интересом. Он был явно растерян, не зная, как римским властям правильнее повести себя в такой ситуации. Мне показалось, что он будет благодарен мне за любую подсказку.
Я набрал в грудь побольше воздуха. Это был шанс, которого я ждал. Может быть, мой единственный шанс спасти Варавву. Теперь все зависело от того, удастся ли мне убедить Метилия.
– В галилейских деревнях я пытался понять причины, почему молодые люди бросают дома и хозяйство, уходя в горы к зелотам. В этом виноваты те стесненные обстоятельства, в которых находятся бедняки. Каждый раз, когда из-за неурожая или других ударов судьбы им приходится влезать в долги, они уже не могут заплатить налоги и скорее готовы искать спасения у зелотов, чем идти в рабство или садиться в долговую тюрьму. Все эти молодые люди не родились террористами. Террористами их сделали обстоятельства. Если предложить им что-то взамен – какую-нибудь разумную альтернативу, чтобы они могли вернуться к нормальной жизни – тогда многие перестали бы разбойничать.
И вот я хочу внести предложение. В нем три пункта.
Метилий был само любопытство. Уперев в стол растопыренные пальцы рук, он весь подался вперед, как будто боялся пропустить слово. Я продолжал:
– Первое. Римский префект Иудеи и Самарии объявляет всеобщую амнистию. Прощаются все преступления, которые человек совершил, состоя в банде зелотов. Амнистия касается каждого, кто готов вернуться к нормальной жизни.
Метилий уже не казался таким заинтересованным. Он выпрямился и снова начал расхаживать по комнате. В коротком взгляде, брошенном на меня, я прочел глубокое разочарование. Я понял, что проиграл. Но все же решил договорить до конца:
– Второе. Всеобщее списание долгов должно сделать так, чтобы бедняки, которые иначе стали бы искать спасения у зелотов, получили свой шанс.[226]
Третье. В приграничных областях государство расселит людей, которые не имеют земли, в первую очередь – бывших зелотов. Эти люди привыкли к войне и могли бы оказаться полезны для защиты от внешних врагов.
Только устранив настоящую причину зла, мы можем надеяться на прочный мир в этой стране.
Помолчав, Метилий сказал:
– А какое отношение этот твой план имеет к Иисусу?
– Возглавляемое им движение – лучшее доказательство того, о чем я говорю. Что многие зелоты с радостью отказались бы от своей теперешней жизни, представься им такая возможность. Путь назад к нормальной жизни для них закрыт – или потому что человек уже совершил какие-то преступления, или потому что его скудное имущество тем временем пошло с молотка. Для них странствия с Иисусом и есть тот самый шанс порвать с бандитским прошлым. Жить рядом с Иисусом нелегко – для этого нужно быть очень и очень неприхотливым. Если бывшие зелоты предпочитают такую жизнь прежней, насколько охотнее они бы вернулись к нормальной жизни!
