Жизнь и смерть друг друга обнимут – в тенях рассвета, что станет последним. Демон проснется, глотающий Солнце, – и вечная ночь на землю падет.
Глава тридцать втораяПреемник(23 февраля, четверг, позднее утро)
Преемник – пожилой мужчина с седой бородой, одетый в белый халат (его вызвали к царю прямо из рабочего кабинета, где тот ставил фарфоровый зуб князю Слоновскому), выслушал новость с каменным лицом. Государь понадеялся было, что все пройдет гладко, как вдруг углы рта преемника плаксиво опустились, щеки затряслись, из глаз брызнули слезы. Зашатавшись, словно подрубленный, он упал на колени, обнимая ноги императора, облаченные в парадные брюки, – тот собирался выйти в народ.
– Ослобони, царь-батюшка! Христом-Богом прошу – ослобони! – взывал с новенького дубового паркета преемник, тягостно обливаясь слезами.
«Господи, опять двадцать пять… Во народ, а… – вздохнул государь. – В генах заложено – стоит кому-либо надеть корону, и все – для них это сам Майкл Джексон. Ни малейшей примеси европейской культуры, mein Gott. Хорошо хоть пива с недавних пор стали пить больше, чем водки».
– Встань, братец, – мягко попросил государь. – Неудобно как-то.
– Не встану, – голосил преемник, содрогаясь всем телом. – Смилостивись, кормилец. У меня все поджилки затряслись, в глазах темно стало.
– Ничего не поделаешь, – развел руками государь. – Ты думаешь, мне тогда хотелось? Но меня никто и не спрашивал. Сначала в премьеры, потом на Кавказскую войну, а после езжай, милый, на белой тройке с бубенцами в Софийский собор короноваться. Митрополит мне корону на голову надел, я себя в ней как дурак чувствую – в висках жмет, в затылке узко. Пришлось потом особого дизайнера из Дрездена звать, чтобы подогнал как надо.
– Страшно мне, – глотал слезы преемник. – Ну как газетеры европейские вопрос на пресс-конференции неудобный зададут? А я и ответить чего, не знаю. Мне бы, батюшка, в кабинетик мой обратно, к бормашиночке…
– Про кабинетик забудь, – строго приказал государь. – Ты теперь там больше не появишься. Газетеры не тебя, а меня сейчас терзать начнут, аки львы христиан: совсем русский царь обалдел, своего лейб-дантиста на трон хочет посадить. А мне пофиг. Люб ты мне шибко, от всего сердца скажу – люб.
Император наклонился и погладил коленопреклоненного преемника.
– Никому другому эту должность не доверю, а тебе – всегда пожалуйста, – продолжал он. – Потому как знаю еще по Дрездену: ты мне все до одного зубы во рту сделал как новенькие – никогда не подведешь. А кого еще? Шкуро, скажешь, в цари продвигать надо? Ну-ну. Да графа только на трон пусти – скоро и сам не заметишь, как в эмиграции начнешь воблу глодать. В газетерах же ничего страшного нет. Спросят тебя: царем будешь? А ты не тушуйся, смотри в глаза и твердо отвечай им, собакам: да, буду.
– Да как я смогу-то? – взвыл преемник. – Дупло там запломбировать, ватные тампоны за щечки вложить, укол вколоть обезболивающий – это завсегда пожалуйста… Но чтобы всей Расеей-матушкой управлять…
– Управлять от тебя никто и не требует, – заметил государь, ласково потрепав преемника по холке. – Управлять я буду, а ты давай указы подписывай, которые я тебе буду из деревни присылать. Сиди да щеки надувай, чего ж сложного? С какой стороны за печеного омара на обедах с королями браться, тоже обучат: я сначала к этому омару и подойти боялся. Бывало, зазеваюсь, ткну вилкой по привычке, будто в телячью сосиску, а из него как брызнет – и весь соседний король в соусе тартар сидит.
Преемник поднялся, трясясь всем телом. На него было жалко смотреть. Отряхнув пыль с колен, он зачем-то поправил пиджак под халатом.
– А Запад что скажет? – промямлил он. – Там и так уже намекают, что мы в абсолютную монархию превращаемся, а вы – в Короля-Солнце…
Государь усмехнулся, повертев в руках кружку с пивом.
– А Западу изначально все не слава Богу, – ответил император, любуясь в зеркале своим отражением в полковничьем мундире. – Они иначе не могут, бедненькие. Мы их размерами пугаем, как солдат целочку. Сидим с бородищами в теремах, жуем пироги с вязигой – они брюзжат: варвары гиперборейские. Перенимаем европейский опыт – ох, зачем вы лезете, страшно нам вас в Европе видеть, дикари в париках и камзолах. Садимся снова за пироги с вязигой – ууууу, куда вам со свиным рылом да в калашный ряд. Ничего, привыкнут. Сами еще начнут лаптем щи хлебать, введем моду.
Преемник всхлипнул.
– А ежели, царь-батюшка, какой дворцовый заговор вдруг супротив меня возникнет, – дрожащим голосом сказал он. – Придут генералы ночью и придушат беленьким шарфиком, как императора Павлушку Первого…
– Кто? – засмеялся государь. – Эти бароны из правительства, что ль, придушат? Да я тебя умоляю. Мятеж супротив Павлушки возглавлял Платоша Зубов, любовник Екатерины Великой, а у меня любовницы нету. Не собака же моя тебя ночью душить придет. Расслабься. Я правительство по такому принципу подбирал – главное, чтобы слушались. Зачем поваренка премьером назначил? Да пущай уж лучше поваренок, он, в случае чего, шашлык на пикнике сделает, все-таки польза. Самостоятельный премьер – это ужасно вредно. Вон Николай Второй назначил Столыпина, так потом пришлось его в театр приглашать, дабы тот пулю в печень словил[31].
– И что творить первым делом, царь-батюшка? – успокоившийся преемник утер глаза салфеткой и вынул ручку из нагрудного кармана пиджака.
– Главные насущные вещи, – охотно начал объяснения государь. – Возьми в штат хорошего массажиста головы, своего не отдам – достал по знакомству. Корона тяжелая, сволочь, – кровь в висках застаивается. Если аллергия на мех, запасись таблетками: с горностаевой мантией на плечах придется зимой и летом ходить. С троном держи ухо востро – он из чистого золота, аккурат две тонны, а золото – чертовски скользкий металл. Первые приемы послов проводи без телекамер и прямого эфира: не ровен час на сиденье поскользнешься и при всех грохнешься. На дворцовой охоте поначалу выбирай кабанов – в них попасть легче, а то я замучился – на рябчиков шестнадцать раз ездил. Больницы как открывать – прибыл, подержал на руках девочку, пофотографировался, перерезал ленточку, свалил. Но это не все – самое сложное впереди. Полвека назад мы у британцев модную монархическую фенечку переняли – церемонию посвящения в обер-камергеры. Мужик встает перед троном на колени, а ты саблей торжественно касаешься его правого и левого плеча. Так вот, осторожнее с лезвием: я пока научился – десятку обер-камергеров уши отрезал. Что там еще? Ну, человек пять министров надо через неделю уволить обязательно – чтоб их сбросили с кремлевского крыльца, а народ православный увидел: ты крут и суров.
