— И это все?
— Видишь ли, смысл здесь в том, что, несмотря ни на что, несмотря на всю неприглядность мира, в котором они живут, они не поддаются отчаянию, они борются.
Но тут в комнату валом повалил народ: мистер Мунго, миссис Коул и Агнес Хоган, а за ними Майк Макклэтчи и Эмерсон Талли, Оскар Бейли, Джо Трэпп и Хелен Гомес, а за ними Глэдис и Хобарт, Клара и Чарли — и стало как в сумасшедшем доме.
Но в конце концов мы оттуда вырвались и приехали на такси к Глэдис, и прием начался. Там были все кушанья и напитки, какие бывают на свете, но в основном шампанское и икра ведрами.
К середине ночи я устала от шума и гама и попросила Маму Девочку отвести меня в мою комнату. Мы поднялись в надстройку, и я легла, а Мама Девочка присела на кровать и сказала:
— Лягушонок, ты мой друг, мой единственный друг. Не думай, что я не понимаю, что ты для меня сделала.
— Ничего я не сделала, Мама Девочка.
— Все, абсолютно все. Я не знаю по-настоящему, нравится тебе пьеса или нет, но знаю, что всем обязана тебе.
— Пьеса мне нравится, — сказала я. — Сначала она мне даже очень нравилась. Мне казалось, что это самая прекрасная пьеса, о какой я вообще слыхала, но теперь я немножко устала от нее. Одно и то же, одно и то же — совсем не так, как в бейсболе. Я хочу быть подающим.
— Я знаю.
— Но ведь ты не веришь, что я когда-нибудь им буду?
— Я этого не говорила.
— Но ты это думаешь.
— Нет, не думаю.
— А я обязательно буду подающим. Знаю, что буду. Пьесы — про людей, а у людей всегда неприятности. А бейсбольные игры про бейсбол и бейсболистов, и хотя там тоже у кого-то всегда неприятности, зато у кого-то другого их нет, и это игра, и после игры ты моешься под душем и бреешься бритвами «Жиллет», а потом закуриваешь «Честерфилд» или «Кэмел» и выпиваешь бутылку бадвайзера или шлица, а на другой день — новая игра. Я хочу подавать, пока не потеряю руку, а потом хочу выйти замуж и иметь детей.
— Ну конечно, Лягушонок. А сейчас спи, и пусть приснится тебе все, о чем ты мечтаешь.
— Не забудь разбудить меня на минутку и сказать «да», если со спектаклем все хорошо.
— Не забуду.
— Потому что, если с ним все в порядке, я хочу поскорее уйти из пьесы и уехать в Париж.
— Хорошо, Лягушонок, и еще раз большое тебе спасибо.
Мама Девочка выключила свет, и я стала думать, как лет через десять буду подающим у «Гигантов», и уже подавала лучше всех. Я крепко спала, когда кто-то поцеловал меня в щеку и сказал: «Да». Значит, с пьесой все благополучно. Пьеса прошла с триумфом, и я могла уйти из нее и уехать в Париж, но только это не Мама Девочка. Тогда кто же? Или это во сне? Я села и открыла глаза.
Прямо передо мной стоял мой отец, и я поняла, что вижу сон, и проснулась совсем-совсем, но по-прежнему это был мой отец.
— Да, Сверкунчик, это я.
Мы обнялись и поцеловались, и я спросила:
— А где же Питер Боливия Сельское Хозяйство?
— Сейчас около четырех утра, он крепко спит.
— Когда вы приехали?
— Как раз вовремя, чтобы успеть на спектакль. Майк Макклэтчи задержал ради нас начало.
— Тебе пьеса понравилась?
— Мне понравилась ты в ней, Сверкунчик.
— А Мама Девочка тебе понравилась?
— Да, Мама Девочка понравилась тоже.
— Это — успех?
— Судя по всему, огромный успех.
Я соскочила с кровати, запрыгала и закричала:
— Ура, ура!
— И, судя по всему, ты очень прославишься и разбогатеешь.
— Очень прославлюсь и разбогатею? А разве Мама Девочка тебе не сказала?
— Что?
— Что я ухожу из пьесы.
— Уходишь?!
— Ухожу. Мама Девочка — остается, а я еду в Париж с тобой и Питом.
— Серьезно?
— Серьезно. Потому что я подающий, а не актриса.
— Хорошо, Сверкунчик. А сейчас постарайся снова заснуть.
Я опять забралась в постель, и мой отец сидел рядом, и мы тихо-тихо разговаривали, а потом я заснула.
Я вышла на бейсбольное поле. Принимающий бросил мне мяч. Я схватила его крепко-крепко, а потом бросила, и он полетел так быстро, что бьющий его даже и не увидел.
Блестящими подачами я вывела из игры трех бьющих другой команды, и игроки нашей команды заняли их места.
