Полтора месяца я жил ее обещанием. Когда в начале октября в Сан-Франциско случилось землетрясение, я первым делом подумал, не придется ли мне отменять визит. Сейчас мне самому стыдно за мою бесчувственность, но в тот момент других мыслей у меня не было. Рухнувшие хайвеи, горящие дома, раздавленные и изуродованные тела — все эти ужасы что-то значили для меня лишь постольку, поскольку они могли воспрепятствовать моей встрече с Лилиан Стерн. К счастью, помещение театра, где я должен был читать отрывки из моей книги, не пострадало, и моя поездка состоялась. Зарегистрировавшись в гостинице, я поднялся в номер и сразу позвонил в Беркли. В трубке раздался незнакомый женский голос. Я попросил к телефону Лилиан Стерн и в ответ услышал, что она уехала в Чикаго через три дня после землетрясения. И когда же она вернется? Женщина не знала. Это ее так напугало землетрясение? Нет-нет, она давно запланировала эту поездку. Еще в начале сентября она дала объявление о сдаче дома внаем. А ее адрес в Чикаго? Она мне его не оставила, а за аренду я плачу ее агенту. Я попытался не выдать своего разочарования. Если она даст о себе знать, говорю, я буду вам очень признателен, если вы поставите меня в известность. Я продиктовал ей свой нью-йоркский адрес. Звоните за мой счет, говорю, в любое время суток.
Как же ловко Лилиан обвела меня вокруг пальца! Она заранее знала, что я ее здесь не застану, и, стало быть, наша встреча с самого начала не входила в ее планы. Я ругал себя за простодушие, жалея о потраченном впустую времени и своих надеждах. Для очистки совести я позвонил в чикагскую справочную, но информацией о Лилиан Стерн они не располагали. Я связался с Марией Тернер и попросил у нее адрес матери Лилиан, но она тыщу лет не видела миссис Стерн и понятия не имела, где та сейчас живет. Я уткнулся в тупик. Лилиан стала для меня такой же недостижимой, как и Сакс. Некоторым утешением для меня прозвучало слово «Чикаго». Наверняка у нее были свои резоны не встречаться со мной… Может, она прикрывала Сакса? Если так, то они были гораздо ближе, чем мне казалось. Не исключено, что его поездка в Вермонт сыграла в этом благоприятную роль. Что, если он нагрянул в Калифорнию и уговорил ее уехать с ним вместе? Он сказал мне, что в Чикаго у него съемная квартира, а Лилиан сказала своей жиличке, что она уезжает в Чикаго. Что это, простое совпадение или кто-то из них двоих (а может, и оба) солгали? Мне хотелось — в интересах Сакса — думать, что они снова вместе — двое, живущие вне закона, колесят по стране и замышляют очередной теракт. Призрак Свободы и его напарница. По крайней мере он не одинок. Я предпочитал видеть рядом с ним любимую женщину — все лучше, чем та жизнь, которую он мне обрисовал. Если Лилиан такая бесстрашная, какой ее представлял Сакс, может, ей хватило безрассудства броситься с ним в этот омут?
Больше ничего узнать мне не удалось. Прошло восемь месяцев, и, когда в конце июня мы с Айрис снова приехали в Вермонт, я уже не надеялся увидеть своего друга. Из множества возможных сценариев самым вероятным казался такой: Сакс сгинул окончательно. Сколько еще будут продолжаться взрывы? Когда все это кончится? Ответа я не знал. Даже если все кончится, скорее всего, я никогда об этом не узнаю. В том смысле, что для меня эта история будет тянуться вечно и отравлять меня своим ядом. Оставалось только смириться, привыкнуть жить с ощущением неопределенности. Как я ни жаждал развязки, рассчитывать, что я ее дождусь, не приходилось. Я задержал дыхание, но долго ли можно так выдержать? Рано или поздно приходится снова вдохнуть воздух — даже если он заражен, даже если он несет тебе смерть.
Статья в «Таймс» застигла меня врасплох. Я настолько привык к неизвестности, что ничего другого уже и не ждал. На безлюдной дороге в Висконсине от взрыва погиб человек… может, Сакс, а может, и нет. Поверил я лишь тогда, когда ко мне пожаловали агенты ФБР, и то не сразу; окончательно меня убедила обнаруженная в кармане убитого телефонная книжка с моим нью-йоркским номером. После этого я мысленно увидел картину, и эта картина навеки отпечаталась в моем мозгу: яркая вспышка — и моего несчастного друга разносит в мелкие клочки.
Агенты пришли ко мне два месяца назад. На следующее же утро я засел за эту книгу и с тех пор писал в состоянии паники, не зная, сколько времени у меня в запасе и успею ли я закончить. Как я и предсказывал, фэбээровцы вплотную занялись моей скромной персоной. Они поговорили с моей матерью во Флориде, и с моей сестрой в Коннектикуте, и с моими друзьями в Нью-Йорке. Все лето после их визитов мне звонили разные люди, обеспокоенные тем, что я влип в какую-то историю. Пока еще не влип, но ждать недолго. Как только мои новые знакомцы Уорти и Харрис поймут, что я с ними был, мягко говоря, не слишком откровенен, у них сразу появится на меня зуб. От меня уже ничего не зависит. Надо думать, предусмотрена какая-то статья за сокрытие от органов важной информации, но мог ли я поступить иначе! Ради Сакса я должен был помалкивать, и я должен был ради него написать эту книгу. Он не побоялся доверить мне свою историю, и я бы сам себе не простил, если бы спасовал в такую минуту.
Черновой вариант, написанный за месяц, получился совсем короткий — такой скелет будущей книги. Пользуясь тем, что дело продолжало оставаться открытым, я начал заполнять пробелы, и в результате каждая глава выросла более чем вдвое. Я намеревался постоянно возвращаться к рукописи и с каждым вариантом добавлять новый материал, пока полностью не выскажусь. Теоретически этот процесс мог растянуться на месяцы, а то и годы. Но, как выяснилось, два месяца — это все, чем я располагал. Переписывая рукопись по второму разу и дойдя до середины четвертой главы, я был вынужден остановиться. Произошло это вчера, и я до сих пор не могу прийти в себя от неожиданности развязки. В деле поставлена точка, и, стало быть, в книге поставлена точка. Эти последние страницы я дописываю только для того, чтобы рассказать, как они докопались до истины, чтобы зафиксировать на бумаге этот маленький сюрприз, последний поворот, венчающий мою историю.
Этот орешек разгрыз Харрис, тот, что постарше, более разговорчивый агент, расспрашивавший меня про мои сочинения. Он таки пошел в магазин и купил несколько моих книг, как и обещал во время июльского визита. Уж не знаю, собирался ли он их читать или действовал по наитию, но приобретенные им экземпляры оказались с моим автографом. Наверно, у него отложились в памяти мои слова о том, что какой-то странный тип расписывается за меня на моих книжках, и дней десять назад он позвонил мне и поинтересовался, не бывал ли я в таком-то книжном магазине в маленьком городке неподалеку от Олбани. Нет, ответил я, никогда не был в этом городке. Он поблагодарил меня и повесил трубку. Я не стал врать, поскольку не видел в этом необходимости. Он ведь не спрашивал меня о Саксе. Он ищет человека, который зачем-то за меня расписывается, ну и пусть себе ищет! Я решил, что он оказывает мне услугу, а на самом деле дал ему ключ к разгадке. Он тут же передал книги в лабораторию криминалистики ФБР, и после тщательной экспертизы там обнаружили на страницах самые разные отпечатки пальцев. Одни из многих «пальчиков» принадлежали Саксу. О существовании Бена они давно знали, и для дотошного Харриса не составило труда соединить концы. Отсюда потянулась длинная цепочка, и когда агент Харрис вдруг пожаловал ко мне вчера, он уже успел сложить эту головоломку. Сакс погиб от взрыва бомбы в Висконсине. Сакс убил Рида Димаджио. Сакс был Призраком Свободы.
