— Сумка ее, одежда — тоже, — кивнул Дел, — а коробка пластиковая — это клетка для кошки.
— Да, и описание совпадает полностью. Эта женщина подумала сначала, что наркоманка забрела, но присмотрелась и увидела, что девушка вполне нормальная, только печальная очень. Ну, там не принято с чужими заговаривать, так она и прошла мимо, а девушка осталась на подоконнике сидеть. А потом, часа через полтора, она ее опять увидела.
Он искоса взглянул на Дела,Томми коротко бросил:
— Продолжай!
— Она на работу к восьми обычно ходит. Так вот, когда она вышла из дома, то увидела впереди себя парочку — эту девушку и парня. Они метрах в десяти впереди нее шли, и она их со спины видела, но девушка точно та же самая была — и волосы, и куртка, и коробка пластиковая в руке. А сумка на плече у парня висела. Парень очень высокий, девушка ему еле-еле по плечо. Они вдоль дома прошли и на улицу свернули. Она тоже вслед за ними свернула и увидела, что за углом машина стоит и парень этот на заднее сидение сумку запихивает, сама девушка тут же, у передней двери ждет. Парень заднюю дверь захлопнул, к девушке повернулся и обнять попытался. Эта женщина как раз мимо них проходила. Так вот — та не шелохнулась, словно не ее обнимают, только сказала что-то вроде: «Барни, отвали. Я жрать хочу до смерти, а ты тут с глупостями лезешь». Ну, потом эта женщина дальше прошла и услышала, как двери хлопнули и машина тронулась. Это все.
Дел сидел, держа в руке погасшую сигарету и смотрел в пол. До сих пор его подталкивала вперед надежда, что ее можно найти, объясниться, вернуть домой. Но если она уехала с каким-то парнем...
Да нет, чепуха какая-то, он же сам слышал, что Карен послала этого типа. Но почему тогда она уехала с ним? И какое этот парень имел право обнимать ее — даже пытаться?!
— Какая машина? Как выглядел парень? — резко спросил Томми.
— Машина белая, небольшая — марку она не знает. Парня описать она не сумела. Только сказала, что высокий и волосы темные. Еще добавила: «Если бы меня такой красавчик обнимал, я бы не о жратве думала». Я ее спросил, почему красавчик— объяснить толком она не смогла, только еще раз повторила, что красавчик.
— Это все?
— Тут-то все. Но вот пока я сюда ехал — кое-что еще вспомнилось. Видел я с ней парня похожего однажды.
— Где, когда?
— Полтора года назад я к ней в больницу пришел. Зашел в палату — она у окна лежала. И вот, на подоконнике парень сидит, с ней разговаривает. А меня увидел — быстро ей что-то сказал и к выходу заспешил. Действительно высокий — выше меня дюйма на три-четыре, волосы черные, глаза светлые, кажется, серые. Молодой совсем — лет восемнадцать, больше. И вот что интересно... Когда он мимо меня проходил — глянул так... нехорошо — похоже, знал он, что я полицейский. И крестик у него был на шее, блестящий.
— Она что-нибудь тогда про него говорила?
— Я спросил, кто это — ее парень, что ли? Она ответила, что они, как она выразилась, «немножко знакомы». Он здесь навещал кого-то, а потом ее увидел и зашел поболтать. И больше о нем — ни слова, все на пакет с гамбургером посматривала. Тогда я этому эпизоду значения не придал, а сейчас вспомнил.
— Крестик... блестящий, говоришь? Завтра к обеду успеешь?
Мак кивнул.
После ухода Макдермота Томми некоторое время молчал, потом спросил:
— Ну, и что ты об этом думаешь?
— Я не понял, что за дела там с крестиком? Почему это так важно?
— Есть такая банда молодежная — «Дети божьи». Мальчишки — от одиннадцати до восемнадцати примерно. Католики, или косят под них. Пару раз в год разборки крутые устраивают — территорию с другими такими же бандами делят, без крови не обходится. У каждого — две-три судимости, но по малолетке — сроки небольшие или просто условные. Так вот, у них крестики никелированные на шее всегда — вроде как униформа — и парень этот, похоже, оттуда. И если так — Мак его завтра вычислит, — помедлил и добавил: — Похоже, действительно мы на след вышли.
Эта ночь была хуже всех предыдущих — Дел был слишком возбужден, чтобы спать. Стоило ему закрыть глаза, и перед ним вставало одно и то же — чужие руки, обнимающие Карен. Его Карен...
Он больше не ревновал — было просто больно. Она могла и не хотеть этих объятий — скорее всего не хотела! — но рядом с ней не было никого, кто мог бы защитить ее.
В конце концов Дел зажег свет и встал. Принял душ — слава богу, хоть по ночам девицы не крутились в приемной и не поглядывали на него с интересом. Набрался наглости пошарить в столе у Томми в поисках сигарет, но обнаружил, что все ящики заперты. На душе было очень погано и тоскливо, поэтому он вылил в стакан все, что еще оставалось в бутылке — совсем немного — и проглотил, даже не почувствовав. Потом сел в кресло и достал то немногое, что у него оставалось — фотографию и клочок бумаги, на котором было написано круглым почерком: «Я люблю тебя. Карен». Защита от мучительных мыслей, от вопросов, от боли и пустоты.
Только под утро он все-таки заснул — прямо в кресле, уронив голову на стол и держа в руке фотографию.
Все утро он маялся в кабинете и ждал Макдермота — казалось, стрелки часов стоят на месте. В конце концов Томми загрузил его работой.
Дел нарисовал на большом листе таблицу — график выступлений стриптизерок на будущий месяц — и заполнил ее согласно указаниям Томми, который понемножку начал ворчать:
— Вот-вот, поработай, а то придумал — втихую по ночам глушить. Что мне потом девочка скажет — был у нее нормальный мужик, а стал пьяница? И я, получается, к этому руку приложил?
Казалось, Томми ворчит машинально, думая о чем-то другом. Пару раз Дел замечал, что тот смотрит на него — пристально и оценивающе.
Мак пришел часа в два, очень деловитый и собранный. Протянул Томми пару листов распечатки, сел и начал докладывать, поглядывая в записную книжку с пометками:
— Не Барни — Берни его зовут. Берни Флай. Девятнадцать лет. Мать куда-то смылась, когда ему лет семь было, с тех пор мальчишка на улице. Первый привод — в одиннадцать, кража. А потом пошло — три-четыре месяца в году в колонии проводил — кражи, поножовщина, угон автомобилей — всего понемножку. Отправляли в приюты, к приемным родителям — сбегал и снова сюда возвращался. Я с ребятами, которые «Детей божьих» курируют, говорил — так вот, они его помнят. Крутой волчонок — так один из них его назвал. Когда ему лет четырнадцать было — получил огнестрельное, в грудь, еле откачали. Стреляли в упор, так что он знал, кто его — но так и не сказал, как ни допрашивали. Ствола при нем не бывает, но что-то всегда имеет. В последних разборках уже не участвовал — вроде как по возрасту от них отходить начал. Ходят слухи, что оружием начал приторговывать — по мелочи. Ну и автомобили, конечно.
— Круто, — прокомментировал Томми, и перебросил Делу лист, который до того изучал, — посмотри, парень, — хмыкнул, — действительно, красавчик, ничего не скажешь!