— Выпейте, — сказал он.
Я открыла рот и потянулась к чашке — нет, к стакану, но тот, оставаясь в его руке, ударялся о мою нижнюю губу и зубы.
— Я держу, — сказал он. — Пейте.
Вода была холодная, и я поперхнулась. Откашлявшись, я открыла глаза и взглянула на него. Он снова поднес к моим губам стакан, и я сделала два или три глотка, чувствуя прохладу во рту. Вкус показался странным, и меня слегка затошнило.
— Вы узнаете меня, Аннабель? — спросил он.
Я уставилась на его лицо. У него было имя, но я не могла вспомнить, как будто кто-то стер его из моей памяти.
— Я Сэм. Сэм Эверетт. Мы с вами несколько раз встречались.
— Не знаю, — пробормотала я.
— Все будет хорошо.
Голос его казался навязчивым и неприятным, словно жужжание мухи или осы.
— Обещаю, все будет в порядке. Я о вас позабочусь.
— Уходите, — сказала я.
— Я не уйду, — печально ответил он. — Я никуда не уйду.
Он опять поднес стакан, но я отвернулась. Мне больше не хотелось пить, мне не полагалось этого делать.
— Не спите, Аннабель. Вам нельзя спать.
Глаза закрывались. Я устала, и нужно было дождаться шести часов.
Колин
Позвонив Вону в одиннадцать, я спросил, не хочет ли он выпить пива. У меня возникло чувство, будто мы давно не виделись, — собственно, я его видел в последний раз, когда он выбежал из паба в поисках обручального кольца для Одри, то есть целую неделю назад.
— Колин! — радостно воскликнул он. — Что у тебя за номер? Что-то не вижу на экране твоей счастливой физиономии.
Лишь через секунду я осознал свою ошибку:
— Я звоню с рабочего мобильника. Впрочем, какая разница? Это все равно я.
— Сохранить его в контактах? — спросил он. — Я не всегда отвечаю на незнакомые номера — помнишь, я тебе говорил?
— Не трудись, — сказал я. — Скорее всего, на следующей неделе номер сменится. Похоже, нам выдадут новые телефоны.
Судя по всему, на этом он успокоился. Я совсем забыл, что однажды позвонил ему не с того номера и он не на шутку рассердился.
Похоже, я зря надеялся, что пинта пива и сэндвич в компании Вона улучшат мое настроение. Само заведение вгоняет в тоску своим коричневым ковром и шатающимися табуретами у стойки, а уж о Воне и говорить не приходится — вид у него не менее унылый, чем у меня.
— Как Одри? — спрашиваю я, заказав сэндвич и садясь напротив.
— Она сказала «нет», — печально отвечает он.
— Нет? В самом деле? Почему?
— Пояснила, что пока не готова остепениться.
— Я думал, она сама тебе намекала.
— Да, и я так думал. Но, похоже, ошибся.
Я делаю большой глоток пива, вкус которого кажется слегка странным.
— В смысле? Чего она хочет?
— Не знаю, Колин, — тяжко вздыхает Вон. — Я уже перестал понимать, чего хотят или ждут от нас женщины.
— Значит, — говорю я, стараясь тщательно подбирать слова, — она тебя бросила?
Он ошеломленно смотрит на меня:
— Нет, конечно же нет!
— Так что тогда?
— Она не хочет выходить за меня замуж, только и всего.
Я издаю невнятный звук, в котором смешаны сочувствие к Вону, неприязнь к Одри и облегчение при мысли, что отношения между ними все-таки сохранились. Получается что-то вроде «гм… пф-ф-ф».
— Похоже, пиво прокисло, — говорю я и иду сказать, чтобы поменяли бочку.
Проблемы Вона — никому не интересная мелочь по сравнению с моими, они словно щенок-заморыш в обычном помете. Я лишился одной из своих подопечных — той женщины с сумкой. Подобного со мной давно не случалось, с тех пор как я стал разборчивее.
Я позвонил ей в шесть, как было условлено, но на звонок никто не ответил. Я подумал было, что она умерла и начала трансформироваться, — но в таком случае это произошло чересчур быстро, даже в отсутствие воды. Проезжая мимо ее дома, я увидел «скорую» и полицейскую машину.
Как я ни пытался делать вид, будто это нисколько меня не тревожит, меня бесила моя собственная небрежность. Я потерял ее, но, куда хуже, я создал себе проблемы, а если учесть, что полиция уже проявляет интерес к моей деятельности, риск немалый.
Мне доводилось терять и других, особенно поначалу, — тех, кто был не уверен или не столь одинок, как сперва казалось. Я думал, что рано или поздно кто-нибудь — возможно, чей-то родственник — подаст на меня жалобу или сообщит властям, но по этому поводу никто со мной не связывался. Совершенствуя свою методику, я предпринимал шаги, усложнявшие мое обнаружение. Особенно гениальной оказалась идея отбирать мобильные телефоны и заменять их другими для поддержания связи. Не раз приходилось посылать ободряющие ответы на сообщения от тех, кто, похоже, тревожился, а пару раз я вообще сдавался и больше не возвращался.
Каждая такая потеря — позор для меня. К тому же некоторые подопечные представляли немалый интерес, и я с нетерпением ждал их трансформации.
Сегодня я весь день пытаюсь убедить себя, что полиции никак не удастся связать меня с ней. А даже если и так, то что? Мы разговаривали, она пригласила меня в дом. Она попросила о помощи, и я ее ей предоставил. Я не совершил ничего дурного.
Сидя рядом с угрюмым Воном, я чувствую, как меня охватывает дрожь при мысли, что Одри его отвергла. И она действительно его отвергла, какие бы оправдания он ни придумывал. Она не готова отдаться ему полностью, а это означает, что она, вероятно, решит поиграть с кем-нибудь еще. Вероятно, со мной…
