Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
— Не волнуйся, — насмешливо утешил ее Хадамаха. — Она искренне думает, что у тебя было десять детей, а мы с Братом — те, которые по случайности выжили.
Мама аж в костре шуровать перестала:
— Хвала Эндури, что у меня хватило сил и упрямства сбежать от нее и сделать по-своему! — выдохнула она… и вдруг яростно поглядела на Хадамаху: — Это что ты себе удумал? Если я мать свою не послушала, так и ты можешь от отцовского приказа морду воротить?
— Ты такая умная, мам.
Мама вовсе не закраснелась и не растаяла снежной бабой в полдень, как после слов Хакмара. Хадамаха всегда знал, что у горца есть какой-то секрет!
— Нашел кого сравнивать! Бабку твою, колмасам скандальную, и отца! Он вожак Мапа дольше, чем ты живешь! Ты что, лучше его знаешь, что делать?
— Я знаю, что малышей мучить нехорошо, — кротко сказал Хадамаха. — Золотая тигрица, опять же, волнуется.
— Ну… да… — Мама замерла с ножом в одной руке и рыбиной в другой. Потом резко мотнула головой: — Мы должны защищать наше племя! И что с тигренком сделается? С ребятней нашей поиграет. Если мамаша его длиннохвостая к нам не сунется, ничего с ним не станется!
— А если она не поверит? Вот ты поверила бы тем, кто твоего сына украл?
— Хозяин леса с тобой, что ты несешь! — мама замахнулась на Хадамаху рыбиной. — И ты решил тайком утащить тигренка обратно к Амба?
— Почему тайком? — вяло воспротивился Хадамаха. — С завтраком…
— Даже не скрываешь, что приказы мои ни в битую беличью шкурку не ставишь? Тайком от отца поперек его слова идти и то чести не оказываешь? — отец подошел к костру.
Грустно. Хадамаха нахохлился, будто он не медведь, а мокрый вороненок. Наверное, раньше он бы не понял. До службы в городской страже, до встречи с господином Советником, даже… до знакомства с собственной неумной скандальной бабушкой. Каждый хочет быть… кем-то. Большим, значительным, главным… Чтобы можно было приказывать. Пусть хотя бы одному, но чтобы был кто-то ниже тебя. Кем ты можешь распоряжаться. А если этот, который ниже тебя, начинает из-под твоей власти выходить… да еще сам власть проявлять пытается, это… будто он от тебя куски отгрызает. И тебя становится меньше, меньше… и ты чувствуешь, что вот-вот исчезнешь совсем.
— Запрещаешь тигренка домой возвращать — оставлю. — Хадамаха хлопнул ладонями по коленкам. — Говори, где наших малышей весь День прятать будем?
— Зачем их прятать? — опередив отца, быстро спросила мама.
— Если эти недоделанные медведи, братья Биату, сумели захватить сына Золотой тигрицы, то уж мягколапые Амба по нашему стойбищу прогуляются и наших мальцов из землянок повыдергивают, как рыбу с нереста лапой.
— Ты не сдаешься, да, Хадамаха? — хмыкнул отец. — Не так, так эдак на меня надавить пытаешься.
Грустно. Если уж ты привык приказывать, то больше всего не любишь тех, кто твои приказы оспорить пытается. А ежели разобраться — за что любить-то? За попытку сделать тебя меньше, чем ты есть? Хадамаха знал, что настоит на своем. Только вот любимого папы, защитника и покровителя, у него больше не будет. Он столько шел сюда, домой, дошел — и тут же потеряет часть этого дома навсегда. А по-другому-то как? Нельзя по-другому: ошибается отец и все племя от той ошибки пропасть может.
— Еще люди… — отводя взгляд от разгневанного лица отца, упрямо продолжал Хадамаха. — Ты не был в селении, а мы были — они и правда нас ненавидят.
— Да за что бы им… — начал отец.
— Я не знаю — за что! — взорвался Хадамаха. — Я знаю, что я уезжал — не было, а теперь — есть. Я уезжал — Амба наших не жгли, не умели, а теперь, выходит, научились. Я уезжал — медведи под хвост пятидневному тигренку всем племенем не прятались, а теперь вот стали.
Отец начал медленно подниматься, и его лицо было страшным.
«Сейчас он меня ударит, — понял Хадамаха. — Ударит за то, что я пытаюсь быть правым там, где должен быть прав он. И мы этого друг другу никогда не забудем».
— Эгулэ… — тихо окликнула мама.
Отец навис над Хадамахой, пронзительно глядя в глаза.
— Вернешь тигренка мамке его длиннохвостой… — вдруг хрипло, точно каждое слово протискивалось сквозь перехваченное яростью горло, сказал он. — Думаешь, Золотая не станет нам мстить?
— Я с ней поговорю. — Хадамаха чувствовал, как жалко это звучит. Такой вот он, необыкновенный, заявится, а Золотая тигрица сразу на хвост сядет и давай его в оба уха слушать! На самом деле было у него словечко для Золотой тигрицы — только вот рассказывать об этом отцу он не имел права. — Может, договоримся, может, нет. «Может быть» — это немножко лучше, чем «точно нападет».
— Из-за моих решений, значит, «точно нападет», — рыкнул отец и вдруг ухмыльнулся. — А ты небось сидишь и думаешь — не о племени сейчас отец заботится, а чтобы власть его никто не оспорил! А того ты не думал, чурбан лохматый, пенек с ушами, как мы с матерью жить будем, если Золотая тебя на коготь возьмет? — загремел отец.
— Тогда я ее сожгу, — очень холодно и очень веско, как каменный мяч на голову, сказала Аякчан. Обвела всех надменным взглядом истинной храмовницы — другая девушка с таким выражением лица, может, и глупо выглядела бы, а у Аякчан уместно смотрелось. Никаких сомнений — такая стерва… простите, достославная госпожа жрица — сожжет и не поморщится. — Надеюсь, она не вовсе разум потеряла — подставляться под Огонь?
— Да у этих кошек хвост долог, ум короток, — пробормотал отец и удивленно выпалил: — Госпожа жрица с моим оболтусом пойдет?
— Про оболтусов ничего не знаю, а с Хадамахой — пойду, — жестко отрезала Аякчан. — Если, конечно, мне дадут позавтракать. — И все дружно уставились на отодвинутый мамой котелок. Мама смутилась и торопливо повесила котелок над Огнем.
— Я не один, — тихо сказал Хадамаха.
— Ай-ой, главный дяденька медведь, он не один, его много! — заверил Донгар. — Нас с ним — много. — И вдруг очень серьезно добавил: — Даже больше, чем кажется.
— И жрица с ним, и шаман, — ошеломленно согласился отец. — И… ты кто? — уставился он на Хакмара.
— Горный мастер.
— Мальчишка безбородый — а уже мастер? — насмешливо приподнял брови отец.
— Горные мастера вообще бороды не заводят — неудобно голову в горн совать, — очень серьезно сообщил Хакмар.
— Издеваешься, — кивнул отец. — Явились в племя трое мальчишек… и одна достославная госпожа жрица того же возраста и издеваются над вожаком, как хотят.
— Я не издеваюсь, — деликатно прочавкала Аякчан. — Я, наоборот, снисхожу к добрым сивирским обывателям с высоты жреческого полета.
— Думаете, что правы — делайте, как решили, — глянув исподлобья на Хадамаху, рявкнул отец. — Только запомни, сынок… Ты за племя решил, за вожака решил, даже за тигров, хотя они об этом еще не знают. — Он усмехнулся — ожидающий Золотую тигрицу сюрприз его веселил.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
