Он ненавидит ее, это ясно, но почему? И зачем нужно было жениться, если это так? К утру несчастная Аннабелла решила, что думать, почему и за что ее ненавидит муж, бесполезно, лучше подумать, как его успокоить и настроить на мирный, семейный лад. Она написала Августе с просьбой посоветовать, как быть, сестра должна знать Джорджа лучше, должна помочь.
Ответ, как и поведение Байрона, был странным, Августа словно радовалась, что брат ненавидит супругу, хотя старательно эту радость скрывала. Она ничего не посоветовала, кроме терпения и ласки.
Когда закончился их медовый месяц, Аннабелле уже казалось, что еще чуть, и она просто сойдет с ума! Почувствовав, что дело неладно, сэр Ральф предложил им сократить пребывание в Холнаби и вернуться в Сихэм, мотивируя это тем, что в Холнаби неудобный дом. Байрон сначала заартачился, а потом вдруг согласился, хотя ему вовсе не хотелось видеть тещу. Не считаясь с чувствами Аннабеллы, он открыто отзывался о ее матери, как о дуре и клуше, не способной ни на что, кроме кудахтанья.
Аннабелла с ужасом ожидала пребывания в Сихэме, но все прошло на удивление мирно. Родители Аннабеллы на глаза не лезли, скромно держась в стороне, мать вообще помалкивала, а сама несчастная молодая супруга старалась не оставлять мужа ни на минуту, чтобы предотвратить любые столкновения с родителями. Это было ужасно, но еще хуже стало, когда семейная идиллия Байрону надоела и он накричал на жену, требуя, чтобы она не преследовала его по пятам.
— Почему он на тебя кричит, разве это приличное поведение для лорда?
Аннабелле хотелось ответить матери, что лорды тоже бывают всякие, но она сказала другое:
— У Джорджа финансовые трудности, ему сейчас не до отдыха и не до нас.
Отец вздохнул:
— Понятно, он ожидал большое приданое, а получил совсем не то, на что рассчитывал, потому и бесится.
Сам Ральф уже написал о странностях зятя сестре, прося совета, как общаться с этим нервным лордом. Леди Мельбурн ответила обтекаемо, что лучше просто пустить все на самотек и ни во что не вмешиваться, мол, молодые любят друг друга и разберутся сами.
Вот уже чего сэр Ральф не замечал у Байрона, так это любви к Аннабелле, напротив, временами казалось, что он ненавидит жену и весьма сожалеет о женитьбе вообще.
Все вздохнули с облегчением, когда Байрон вдруг объявил, что желает навестить сестру в Сикс Майл Боттоме. Аннабелла, как хорошая жена, желанию мужа не перечила:
— Хорошо, Джордж, когда мы едем?
— Мы? Разве я звал тебя с собой?
Радуясь, что разговор происходит наедине, Аннабелла попыталась свести все к шутке:
— Я твой хвостик, куда ты, туда и хвост.
— Обрубить бы тебя! — фыркнул муж. И снова Аннабелла попыталась шутить, хотя и сквозь слезы:
— Еще успеешь. Так когда мы едем?
— Я поеду один! У Августы маленький домик, не то что ваши дурные огромные сараи. Там тесно.
— Но ведь ты будешь где-то спать, значит, я с тобой.
— Тебе хорошо известно, что я терпеть не могу спать с тобой в одной постели! Ты нарочно стараешься вывести меня из себя?
Но на сей раз Аннабелла решила не отступать:
— Я найду место для сна, не тревожа тебя.
— Ты поедешь сразу в Лондон и будешь ждать меня там!
Представив, каково будет в Лондоне объяснять тетушке и кузинам, где ее муж и почему она приехала одна, Аннабелла проявила характер:
— Нет, я поеду с тобой либо ты со мной в Лондон!
Она ожидала взрыв ярости, истерический припадок, все что угодно, но Байрон спокойно и зло усмехнулся:
— Смотри, как бы не пожалеть…
Она действительно пожалела. Домик Августы и впрямь маленький, но не это стало камнем преткновения, а поведение мужа. Байрон принялся просто изводить обеих женщин.
Но первой на себе испытала его открытую ненависть все же Аннабелла. С первого взгляда она поняла, что брат и сестра соскучились друг по дружке и предпочитают быть наедине. Это было просто неприятно, едва уложив детей, ее отправляли спать следом. Когда Аннабелла попыталась возражать, Байрон заявил, что они с Августой и без нее знают, как развлекать друг дружку, а потом прекрасно обойдутся без посторонних.
— Я не посторонняя, я твоя супруга!
— К несчастью…
Услышав такие слова впервые, Аннабелла и впрямь помчалась в отведенную им спальню, чтобы не разреветься. Она долго стояла у открытого окна и глубоко дышала, чтобы сдержать рвущиеся изнутри рыдания. Однако это были цветочки.
Байрон пришел в спальню поздно и принялся метаться по комнате в полубезумном состоянии, крича, что ненавидит жену, что та ему больше не нужна, поскольку он вернул себе Августу!
— Я предупреждал тебя, чтобы не ехала! Предупреждал?! Какой черт заставил тебя тащиться вместе со мной?! Ты мешаешь мне любить свою сестру, мешаешь нам быть вместе!
Позже Аннабелла задумывалась: почему сразу не прислушалась к этим безумным крикам? Но именно потому, что они были безумны, предположение казалось столь ненормальным, что Аннабелла даже не восприняла его как реальность. Сестра и брат… Нет, этого не могло быть, просто ей показалось.
А Байрон словно нарочно старался доказать жене, что так и есть, он постоянно подчеркивал похожесть младшей дочери Августы Медоры-Элизабет на него самого:
— Это мой ребенок!
И снова Аннабелла закрывала глаза на очевидное. Она вела себя как маленький ребенок, который, испугавшись или не желая видеть страшное, прячет лицо в ладошки, словно те могут защитить или помочь.
Видя, что Аннабеллу ничем не пробрать, что она просто отказывается верить в то, что видит, Байрон принялся рассказывать о своих любовных похождениях, заставляя Августу приносить письма, написанные им в эти два года, и читал их вслух с комментариями.
— Ты думала, что я подыхаю от любви к тебе, глупая курица?
— Я ничего не думала, я знала, что у тебя роман с моей кузиной, и не считала возможным вмешиваться.
— Ты не могла и не можешь ни во что вмешиваться! Ты никто! Я ненавижу тебя!
Вспоминая эти страшные дни, Аннабелла размышляла, как она могла терпеть такое издевательство, почему не уехала тотчас, не вернулась домой, ведь родители, несомненно, приняли бы ее даже с ребенком. Не хватило духа, Байрон довлел над обеими женщинами так, что те становились послушными рабынями, стоило только потребовать или просто повысить голос. Он рассказывал Аннабелле, какие панталоны носит Августа, и спрашивал, понимает ли она, откуда это известно? Заявлял, что поцелуи Августы куда слаще поцелуев Аннабеллы, что сестра куда горячей жены… А Аннабелла терпела…
Просто она уже была беременна и вовсе не желала рожать ребенка без мужа. Разводиться, едва прошел медовый месяц, — это уже совсем нелепо. Да и что она предъявит Байрону? Обвинит в… сожительстве с сестрой? Это казалось столь нелепым, что Аннабелла даже посмеялась над собой. Она станет посмешищем для всего света.
