— Лучше завтра идите, — посоветовал кузнец, с удовольствием рассматривая свое отражение в блюде. — Завтра у них в Мештитаке праздник — сын старосты женится.
— А ты откуда знаешь? — с явным неудовольствием обернулся к нему масатланец.
— Так у нас в крепости, считай, человек двадцать оттуда. — Мишка пожал плечами. — На завтра все отпросились со службы — с раннего утречка домой двинутся, рады: почитай, уж месяц там не были. Эх, и нагнали ж бражки в Мештитаке! Сам бы с вами отправился, да не могу — мне еще ворота чинить, да вот вещь вернуть хозяйке.
Кузнец плюнул на блюдо и принялся тщательно полировать его рукавом.
Они решили идти сразу, не заходя в крепость. Тем более, как утверждал Тускат, тут и дороги-то было на два часа, если прямиком, через горы, охотничьей тропкой. Выспросить уже сегодня вечером стариков, завтра остаться на праздник (уйти со свадьбы — кровно обидеть), а уж послезавтра вернуться обратно в крепость вместе с воинами.
Мештитак… Известная всем в крепости мирная деревня отоми… Или все-таки подождать до завтра? Но не факт, что завтра все мештитакцы будут трезвыми, скорее — наоборот, свадьба все-таки. Напутают еще чего при расспросах, нет уж, лучше сегодня.
— Ну, пойдем, что ли, масатланец? Кстати, ты хорошо русский знаешь!
— Так я в Ново-Михайловском частый гость. Племянник там у меня дружинником служит — Николай Акатль, может, слышали?
— Слыхали, как же! — улыбнулся Олег Иваныч. Вот ведь как мир тесен.
«И чего он там мелет про Николая Акатля? — помахав на прощанье рукой, подумал кузнец. — Вроде нет у Николы никаких родственников, сам говорил как-то. И чего врет масатланец? Верно, понравиться хочет — все они, толстобрюхие купчины, такие! Впрочем, их дело…»
Поудобнее ухватив блюдо, молодой кузнец Мишка, дальний родственник шугозерского своеземца Мефодия, насвистывая, направился обратно в крепость.
Еле заметная горная тропинка, петляя, тянулась меж колючих кустов и кактусов, ныряла в расщелины, словно по гигантской лестнице, взбиралась по крутым, изрезанным ветрами склонам. Блеклое небо дышало зноем, и только лишь западный ветер приносил с океана какой-то — совсем небольшой — намек на прохладу. Белое палящее солнце медленно клонилось к закату, вызывая оживление местной фауны. Вот проползла змея, вот ящерица взобралась на камень, любопытствуя, покрутила головой с бусинками глаз и тут же исчезла из виду. Слева от тропинки мелькнул и пропал серовато-желтый, с рыжими подпалинами, койот, рядом, в креозотовом колючем кустарнике, заклекотала какая-то птица.
Тускат шел впереди, указывая дорогу, за ним двигались Олег Иваныч и Гриша. Высокая фигура масатланца в украшенном перьями плаще мелькала меж кустами и кактусами. Иногда торговец оглядывался, улыбался, кивал или показывал рукой на скалу или дерево — сообщал название, сначала по-русски, затем на науйя. Олег Иваныч повторял, смешно коверкая слова, и сам же смеялся. Шедший позади — при всем желании на узкой тропинке не поместилась бы пара — Гриша пытался завести разговор о новомихайловских делах. Олег Иваныч беседу не поддержал — масатланец-то отлично знал русский — не то чтобы адмирал-воевода его в чем-то подозревал, а просто осторожничал, по привычке, на всякий случай. Да и к чему посвящать человека в то, о чем ему знать вовсе не нужно?
Пот уже не лил с новгородцев градом — привыкли — наоборот, чем выше поднимались на плато, тем лучше они себя чувствовали. Уже давно исчезли так надоевшие мошки, с вершин гор потянуло прохладой, и Олег Иваныч почувствовал себя так комфортно, как давно уже не чувствовал — словно бы повеяло вдруг чем-то родным и близким.
— А что, Гриша, вот бы сейчас снег пошел! — обернулся адмирал-воевода. — Пушистый такой, легкий.
— Окочурилась бы половина новомихайловцев от холода, коли б и вправду снег выпал, — хмыкнул Гришаня. — И почти все масатланцы. О прочих и говорить нечего. Что в нем хорошего, в холоде-то? Забыл, Олег Иваныч, как в Гусиной губе намерзлись?
— Не отставайте, заблудитесь! — крикнул ушедший вперед торговец. — Здесь, на развилке, налево.
Он исчез из виду, свернув за источенную ветрами оранжевую скалу странной каплевидной формы, напоминающую деталь пейзажа из фантастического фильма. Прибавив шагу, Олег Иваныч свернул за скалой налево, в небольшое ущелье. Тропинка и там разделялась, в конце ущелья ныряя в колючие заросли. Масатланца впереди не было. Олег Иваныч подождал Гришу и, приставив руки рупором к губам, покричал торговца:
— Тускат! Эй, Тускат!
— Незачем так громко кричать, достопочтенный, — послышался откуда-то сверху насмешливый голос масатланца. И тут же перед самым носом воеводы впилась в землю стрела.
Подняв головы, Олег Иваныч и Гриша увидели десятка полтора украшенных зелеными перьями воинов, стоящих по краям ущелья и целящихся в них из луков. Олег Иваныч обернулся.
— Назад не советую, — покачал головой Тускат. — Там тоже наши воины. Они же и впереди. Так что, уважаемые гости, положите-ка лучше свое оружие на тропу и отойдите.
Олег Иваныч пожал плечами и, вытащив меч из ножен, небрежно бросил его на землю. Так же поступил и Гриша. А что еще оставалось делать? Геройски погибнуть в неравном бою? Впрочем, тут и боя-то никакого не было бы — утыкали б стрелами в пять секунд.
— Ну и дурень, — произнес про себя Олег Иваныч. В прямом смысле — про себя.
Один из стоявших впереди молодых воинов ловко подхватил оружие и почтительно протянул его находившемуся позади него человеку. Это был достаточно молодой — вряд ли больше тридцати — красивый индеец с надменным лицом и длинным, с небольшой горбинкой, носом. Грудь его закрывали латы, обильно украшенные золотом, а может, и полностью золотые. С плеч небрежно ниспадала пятнистая шкура ягуара, выделанная в виде капюшона голова зверя покрывала голову воина, нависая надо лбом длинными острыми клыками. В правой руке воин держал плоский деревянный меч — макуавитль — длиной чуть меньше сажени, с лезвием из обсидиановых пластинок. Потом, взяв в левую руку стальной меч Олега Иваныча, сравнил, со свистом перерубив подброшенную вверх ветвь, после чего отдал макуавитль молодому индейцу в хлопковом стеганом панцире, видимо оруженосцу. Дождался, когда подойдет Тускат, что-то сказал, потом неожиданно поклонился пленникам, приложив руку к сердцу.
— Великий вождь Тисок рад приветствовать великого белого касика и его друга и просит прощения за то, что вынужден связать вам руки, — перевел масатланец и, в свою очередь, поклонился.
— Подлый предатель, — сквозь зубы прошептал Гриша.
— Нет, — усмехнулся торговец. — Я не предатель, я лишь исполняю свой долг перед моей родиной — могущественным городом Теночтитланом.
Тускат горделиво расправил плечи.
Теночтитлан!
Вот оно, свершилось. Объявились-таки главные враги тарасков.
— По приказу великого правителя Ашаякатля вам будут предоставлены носилки и еда, какую захотите, — торжественно объявил Тускат. — Все жители Теночтитлана будут рады высоким гостям.
