— Дун уже посетил нас и обо всем рассказал.
— Этот инспектор подобен бульдогу, — ее голос дрожал от волнения и отчаяния. — Гарри сильный, но этот… этот огневой вал сметет и его.
— Он отчаянно боится, что вы начнете сомневаться в его невиновности, — предупредил я.
— Что? — поразилась она. — Никогда. Ни на минуту.
— Тогда убедите его в этом.
— Разумеется, — она сделала небольшую паузу. — Кто это сделал, Джон?
— Не знаю.
— Но вы узнаете. Вы видите, то, чего не замечаем мы. Тремьен говорит, что вы все понимаете без объяснений, причем понимаете лучше и глубже любого другого человека. Гарри же сказал мне, что это объясняется вашими личностными качествами, в которых вам отказала его тетка, Эрика Антон, проницательность через воображение или что-то в этом роде.
Оказывается, моя персона была темой дискуссии. Странное чувство.
— Возможно, правда будет не очень приятной, — ответил я.
— Ох, — в ее крике я уловил нотки того, что она не полностью отвергает версию Дуна. — Джон… спасите нас всех.
Не дожидаясь ответа, Фиона повесила трубку. Какой реакции она ожидала на свою необычную просьбу? Я всерьез задумался, чего они от меня ждут, в качестве кого рассматривают: то ли в качестве благородного странника, способного решить все их проблемы, подобно тому как это делалось в классических вестернах, то ли в качестве обычного средненького писателя, случайно оказавшегося в их I обществе и которому можно, по крайней мере, плакать в жилетку.
Газеты за вторник пестрели сообщениями об убийстве со ссылками на всевозможные источники. Судилище общественного мнения было в полном разгаре, причем все утверждения, претендующие на право и закон, прикрывались избитым словом «вероятно», однако основной смысл всех этих заметок сводился к одному: Гарри Гудхэвен переспал с потерпевшей, она от него забеременела, и он, будучи «хорошим семьянином», постарался избавиться от нее, поскольку, лишившись жены, ему пришлось бы расстаться с привычным образом жизни и влачить жалкое существование.
Газеты, вышедшие в среду, по мнению Гарри, были еще хуже, — сообщения, содержавшиеся в них, буквально приковывали его к позорному столбу.
Он позвонил мне вскоре после ужина.
— Вы уже читали эти треклятые комментарии в прессе?
— Читал.
— Вы не будете возражать, если я заеду за вами и мы совершим небольшое путешествие?
— Конечно, приезжайте.
— Прекрасно. Буду через десять минут.
Без особых угрызений совести я отложил работу лад биографией Тремьена. За эти две недели из четырех, предусмотренных нашим договором, я набрался достаточно опыта, чтобы бросить работу на половине страницы, особенно если для этого были достаточные основания.
Гарри приехал на БМВ, точной копии автомобиля Фионы. Я сел рядом с ним. На его лице я заметил несколько новых морщин, по напряженности шеи и пальцев нетрудно было судить о его внутреннем состоянии. Это так называемое общественное мнение, мнение черни, довело его до жуткого состояния: он похудел, светлые волосы приобрели какой-то землистый оттенок, голубые глаза поблекли.
— Я благодарен вам, Джон, — сказал он. — Проклятая жизнь.
— Хочу сказать вам одну вещь, — сделал я попытку успокоить его. — Дун уверен, что в этом деле не все ясно, иначе он вас уже давно взял бы под стражу.
Я устроился поудобней и застегнул ремень безопасности.
Он взглянул на меня, выжал педаль сцепления и газанул.
— Вы так думаете? Он постоянно ходит и ходит. Каждый день. И каждый день прибегает к новым уловкам, к каким-то неуклюжим, будь они прокляты, косвенным уликам. Он обкладывает меня флажками, как волка.
— Он пытается вывести вас из себя, сломить вашу нервную систему, — предположил я. — Если он вас арестует и предъявит обвинение, то газеты сразу потеряют к вам интерес. Поэтому он выжидает — может быть, кто-нибудь что-то припомнит, а вы из-за этих газетных инсинуаций к тому времени сломаетесь и наговорите на себя. Мне даже кажется, что он не против утечки информации — пусть газетчики раскопают сами место, где были найдены останки, — и только тогда он сделает официальное заявление. Я не удивлюсь, что он уже выдал пару намеков на этот счет, — вполне в его духе.
Гарри развернул машину в направлении Ридинга, выбрав дорогу, лежащую через холмистую местность и ведущую к Квиллерсэджским угодьям. Меня это несколько удивило, но прямого вопроса я не задал.
— Вчера, — с горечью в голосе сообщил он, — Дун спросил меня, во что была одета Анжела Брикел. Об этом же писали все газеты. Он также спросил меня, сама ли она, без принуждения, раздевалась. Я готов был удушить его… Боже, что я говорю?
— Мне сесть за руль? — спросил я.
— Что? О, да. Мы чуть не врезались в столб… Я не заметил его. Нет, со мной все в порядке. Действительно, я в норме. Фиона говорит, чтобы я не поддавался на его запугивания, она была прекрасна, просто великолепна, но он пугает меня, и я ничего не могу с этим сделать. Он задает свои убийственные вопросы таким невинным тоном… «А раздевалась она без принуждения?» Что я мог ответить? Меня же там не было.
— Вот вам и ответ.
— Он не верит мне.
— Он не уверен. Что-то его беспокоит.
— Лучше бы он беспокоился о спасении своей души.
— Его преемник может быть хуже. Признание для него может оказаться выше правды. Дун, по крайней мере, попытается докопаться до истины.
— Неужели он вам приятен? — сама эта идея была ему не по душе.
— Скажите ему спасибо. И радуйтесь, что пока еще на свободе, — посоветовал я и после паузы перевел разговор на другую тему. — Почему мы едем этим путем?
Мой вопрос удивил его:
— Естественно, чтобы попасть туда, куда мы едем.
— Значит, это не просто прогулочное путешествие?
— Нет.
— Вокруг нас расстилаются угодья Квиллерсэджа, — сказал я.
— Полагаю, что так, — мрачно согласился Гарри и сказал: — Боже милостивый, мы постоянно ездим по этой дороге. Я имею в виду, что из Шеллертона в Ридинг все ездят этой дорогой. Естественно, если нет снежных заносов.
По обеим сторонам шоссе виднелись мокрые после вчерашнего дождя деревья с опавшими листьями, и, хоть леса были смешанными, даже ели и сосны в эту зиму выглядели уныло. В некоторых местах угодья были помечены столбиками и обнесены заборами с проволокой; мелькали знаки: «Проезд запрещен». Отдельные участки леса были усажены молодыми елочками, и я подумал: пять ярдов вглубь — и с дороги тебя уже никто не заметит. Только имея серьезные намерения, я бы рискнул продираться через эти запутанные ветви — места не для послеобеденных прогулок.
— Эти угодья простираются на многие мили, — сказал Гарри. — Это только их западная окраина. Место, где они нашли Анжелу, было ближе к Баклбери.
