дверь за другой, пока мы не оказались в ванной комнате.
Но и тогда не остановился, почти забросил меня в душевую кабину, прямо в одежде, включив воду.
— Пообщаемся, когда смоешь с себя эту дрянь, — сообщил, перебирая бутыльки на полках, а после сунул мне в руки один из них. — Без запаха. Идеально. Сама или помочь? — кивнул на мою одежду.
Дожидаться ответа тоже не стал, принявшись тут же сам меня раздевать. Точнее, просто-напросто порвал всё, что на мне было надето. И гель на кожу вылил тоже сам. Как и растёр. Всё остальное — тоже проделал сам, с особой тщательностью. После ещё и в полотенце укутал. А затем подхватил на руки и отнёс в самую дальнюю комнату, где опустил на постель, нависнув сверху. Говорить ничего не спешил, уткнулся носом в мою шею и с шумом вдохнул глубже.
— Вот теперь божественно, — произнёс едва ли внятно, пока я ощущала себя какой-нибудь марионеткой. — И чтобы больше никогда не смела его менять, поняла? — отстранился и взглянул на меня в неприкрытом требовании.
А я…
Я вдруг улыбнулась.
Похоже, шок закончился.
Истерика началась.
— Мне внести это следующим пунктом, к списку твоих требований, где мне нельзя не только смотреть, но и разговаривать с другими? — поинтересовалась участливо.
Амин тоже усмехнулся.
— Примерно так, да. Сразу после пункта о том, что с Верховным вообще спорить не рекомендуется. Чревато, знаешь ли, не лучшими последствиями. Для всех.
Сперва не поверила услышанному. Потом вспомнила о том, о чём размышляла по поводу его появления здесь.
Уж не поэтому ли?!
Верховный…
— Ты? — обозначила уже вслух. — Ты… Победил… — произнесла, потупила ещё самую малость. — Что с папой?! — дёрнулась вперёд, намереваясь подняться с кровати.
Конечно, ничего не вышло. Ведь оборотень так и продолжил нависать надо мной.
— А что с ним будет? Наверняка радуется свободе вместе с твоей матерью. Или есть какие-то сомнения?
Осознание всё ещё приходило неохотно и медленно. Рухнула обратно на кровать. Закрыла глаза. Молчала с минуту — так точно.
А потом…
— Запах менять не буду. Хорошо. Но с другими разговаривать буду. И смотреть на них буду. Не то, чтоб очень уж хотелось, но на всякий случай, во избежание дальнейших недоразумений. И ты не будешь никому ломать пальцы за это! Взаперти сидеть тоже не буду, — выдала, вновь посмотрев на Амина. — Имя сыну сам можешь выбрать, — смягчила все свои требования. — К родителям хочу. И фисташки, — добавила новыми пожеланиями. — И по тебе очень соскучилась, — закончила совсем тихо.
— Не сбежала бы, не пришлось скучать. И смотреть можешь, уговорила, разговаривать — нет, без моего на то разрешения, если только это не кто-то из своих. И это не обсуждается. Иначе опять в тюрьме закрою! Всё равно больше и негде теперь. Дом-то я сжёг в гневе, — вздохнул тяжко, перекатываясь на спину, устраиваясь рядом.
Помедлила ещё секундочку.
Всего одну.
Сама обняла. Сама прижалась к нему. Всем телом. Губами к щеке — одним поцелуем, другим.
— Тебя стоит бояться, — прокомментировала новость о поджоге. — Он мне нравился. Дом, — тоже вздохнула, с наслаждением вдыхая аромат своего мужчины.
— Мне тоже. Ладно, что уж там, новый построю, ещё лучше прежнего. И я даже знаю, кто мне в этом поможет, — заулыбался широко и излишне радостно. — Он у меня теперь ещё восемнадцать лет страдать будет над моими разработками. Чтоб в будущем не повадно было подставлять других.
— Вряд ли у тебя будет столько свободного времени с учётом твоего нового ранга и обязательств, — заметила. — И ты так ничего и не сказал про чужие сломанные конечности. И имя. Сыну.
— Не будут распускать, не буду ломать, — нисколько не проникся Амин. — Имя сыну выберем вместе, как родится. Не раньше. И свободное время для Рязанова я непременно найду. И для него, и для его не менее коварной пары. В жизни не встречал никого более подходящего друг другу, честное слово! — возмутился, скривившись. — Ну, не считая нас с тобой, — добавил с усмешкой, обнимая меня обеими руками за бёдра.
— Они же пара. Истинная. Неудивительно, что подходят, — тоже усмехнулась, стараясь концентрироваться на разговоре, а не на том, как обжигают кожу его прикосновения.
— Не скажи, хаяти, — не согласился он со мной. — Даже истинные пары не все способны так подходить друг другу. Достаточно вспомнить твоих родителей. А эти же… на одной волне по каждому поводу. Даже завидно, — стрельнул в меня лукавым взглядом. — Но ничего, я тебя тоже научу принимать меня таким, какой я есть. Верховный я или нет?
Все проблемы с концентрацией исчезли. Резко уселась на постели, мрачно глядя на альфу с завышенным эго.
— Научишь принимать тебя таким, какой ты есть, значит? Тоже… — протянула недобро. — Завидно тебе, значит, да? — ладони сами собой сжались в кулаки. — Да я и так смирилась уже со всем, чему ещё ты там меня учить собрался?! Иди, гарем свой учи!
Такая злость разобрала, что и сама не поняла, как вместе со словами заехала ему в плечо. Два раза. Осознала, лишь когда он гневно зарычал и перехватил мои руки.
— Ну вот, наконец-то ты настоящая, а то я уж думал так и буду на во всём послушную куклу до конца своих дней смотреть, — притянул обратно к себе и коротко поцеловал в нос. — И кстати, что там насчёт гарема? То есть мне можно заново его собрать?
Моя, только утихающая злость, разрослась с новой силой.
— А что, ко всему прочему, научишь их быть огнеупорными? — съехидничала.
— Ну, должен же будет наш сын, повзрослев, учиться на ком-то науке любви?
Ответом ему стало не менее злобное рычание.
Ещё бы им кто-нибудь проникся.
— А ты думаешь, как появляется гарем? Наложниц нам дарят ещё детьми.
Злость переросла в ярость.
— Просто заткнись, Амин аль-Хайят!
— А что такого? Я ж не для себя — сына! И вообще, я ж теперь Верховный, мне теперь всё можно!
Что я там про свою ярость вещала?
Запредельная теперь!
— Ты не будешь Верховным, — прорычала, уже мало осознавая, что слова стали откровенным приказом. — Откажись, — припечатала. — Я не хочу постоянно делить тебя со всем миром.
Вот тут Амин вздохнул с искренним прискорбием.
— Не могу, хаяти. Я победил в честном поединке по древним обычаям в присутствии всех глав всех кланов оборотней мира. Теперь или кто-то победит меня и займёт моё место, или я умру.
Не сказать, будто он не прав.
Но…
— Отсрочка на Восхождение? — предложила, смерила его оценивающим взглядом, вздохнула, обратно улеглась, крепко прижалась к нему, обнимая и руками и ногами. — Не хочу.
