отцом твоим. – Мать махнула рукой. Родители жили плохо, отец пил, погуливал, а в итоге мать узнала, что у него есть постоянная любовница, и они развелись. – Когда спохватилась, поняла: с Ольгой творится что-то, но было поздно. Она закрылась, замкнулась в себе, близко меня не подпускала. Я старалась наладить контакт, но сестра – ни в какую. В дом тот ездить тогда же перестала и нас не звала ни на каникулы, ни на праздники. А если я заговаривала об этом, рычала, психовала, один раз сказала, что ей нахлебники не нужны. Только перед смертью Ольга сказала мне, что произошло. Ты в курсе, болела она тяжело, рак, обнаружили поздно. Препараты сильные принимала, в голове у нее от них мутилось…
– И ты подумала, что она нафантазировала про жуть в доме?
Мать уныло кивнула:
– Тем более, когда она тайну свою открыла. Оказывается, надругались над ней двое негодяев. Прямо в доме. Подкараулили, избили, затащили в собственный дом!
– Она не сказала никому? Полицию не вызвала? Тех подонков не нашли, не наказали? – поразилась Света.
– Стыдно, говорит, было. Она сильная женщина, успешная, обеспеченная, на руководящей должности. Пройти через допросы, обследования, дознания, суд ей казалось немыслимым. И не восемнадцать лет, за тридцать уже было. Она, дурочка, себя же и винила, что отбиться не сумела! Отлежалась, пришла в себя, пыталась жить, как раньше. Но выяснилось, что беременна.
Света ахнула, хотя подозревала, что так и будет.
– Проглядела Ольга срок для аборта. У нее цикл всегда скакал, никаких признаков косвенных (тошноты, например) не было, она и не подозревала, а когда поняла, врачи отказались аборт делать: опасно, срок большой. Ребенка она ненавидела. Живот скрывала, талию перетягивала потуже, мечтала о выкидыше, чего только не делала. В итоге в этом доме преждевременно родила ребенка. Семимесячного. Может, если бы в больницу обратилась, он и выжил бы, но… Ольга закопала его в подвале, там земляной пол был, а после она его забетонировала, наняла рабочих. В платной клинике сестру осмотрели: со здоровьем все хорошо, без осложнений. Она надеялась, все позади, повезло, но все лишь началось. Про то, что дальше было, Ольга говорила, а я не верила. Думала, совесть ее мучает. Я поняла, почему она в дом не ездила и нас не звала, почему не продавала дом с трупом своего младенца в подвале. Не осуждала сестру, она сама себя всю жизнь поедом ела! Решила, что происходящее в доме Ольге чудится.
– Она видела это существо?
– Игоша. Так Ольге бабка-ведунья сказала, когда сестра, не зная, что делать, к ней обратилась. Только ведунья не помогла. Ольгу игоша в покое не оставлял, звал, спрашивал, за что извела его, за что ненавидела, всякое такое. Игоша, говорила Ольга, – это дух умершего без крещения нежеланного, проклинаемого матерью ребенка. Воет и плачет ночами, пугает, покоя не дает, до сумасшествия и смерти довести может. Если в доме обитает игоша, там нельзя оставаться детям и беременным женщинам. Утащит за собой. Он себе партнера для игр ищет, одиноко ему. Я приезжала после Ольгиной смерти, недавно тоже была, ничегошеньки не видела. Вот и считала, что Ольге чудилось. Если бы хоть на секунду подумала, что тебе может опасность грозить, неужели я бы…
Мысль пришла в голову обеим сразу.
– Говоришь, детям и беременным игоша вредит? – прошептала Света.
– Так ты что же…
Мать не смогла договорить. На следующий день Света сделала тест. Он показал две четкие полоски.
«Вот и вышли наши отношения на новый уровень», – со странным спокойствием подумала Света.
Она понятия не имела, как отреагирует будущий отец на неожиданную новость, знала лишь одно: даже если он будет против, не захочет жениться, будет отговаривать рожать, она его не послушает.
После того, что открылось ей на днях, – точно нет.
Не будет ее ребенок нежеланным, проклинаемым, как несчастный младенец тети Оли.
Не станет игошей.
