резко распахнули, и стали видны находившиеся в комнате люди: в середине висел подвешенный за руки Иван, которого дубинкой избивал какой-то мужчина. В один угол забилась Антонова, которую Эдик закрывал своим телом, принимая на себя удары ногами от двух других мужчин. А в другом углу лежал маленький седой худенький мужчина и не подавал признаков жизни – это был явно Михеич. Избивавший Ивана мужчина повернулся на звук открывшейся двери и крикнул: «Какого хрена? Ты кто?»
Дальше в ход пошли электрошокеры, потому что истязатели попадали на пол. В кадре были видны только руки в перчатках, которые связывали палачей по рукам и ногам. Затем их оттащили в сторону и прислонили к стене.
Видимо, кто-то успел произвести обыск, потому что подносил к объективу камеры удостоверение, а металлический голос произносил имя и звание сидевшего у стены подонка, а потом камера показывала его самого – это были те трое, о ком уже говорил Ильин.
В заключение металлический голос произнес:
– Если к девяти часам утра понедельника все упомянутые на этой записи лица не будут арестованы и заключены под стражу, в пять минут десятого эту запись увидит весь мир. С комментариями. Время пошло.
На этом запись кончилась. Я с трудом перевела дух, меня аж трясло и руки ходили ходуном.
Полянская, единственная среди нас, кто был просто в медицинской маске, с ненавистью посмотрела на уставившегося в пол Гришина, достала из упаковки какое-то лекарство и выпила его.
– Откуда запись? Адрес отправителя выяснить удалось? – спросила я, нарушив тягостное молчание.
– Сегодня утром на мой служебный компьютер пришла, – ответил Ильин. – Из Австралии. А откуда на самом деле – черт его знает. Хорошо, что я на месте был, а то действительно рвануло бы в понедельник так, что мало не покажется.
– Михайлова нашли? – продолжила я.
– Они его вернули целым и невредимым. В такой гололед травмпункты забиты, вот они и привезли его без сознания в тот, что на Гоголя. Посадили и ушли. Когда у врачей до него очередь дошла, оказалось, что он просто спит. Они нашли его документы, позвонили в полицию, та приехала, забрала его и отвезла домой. А камер наблюдения там никогда не было. И кто это был, мы теперь уже не узнаем.
– Ну, Виталий, расскажи нам, как ты умудрился так жидко обделаться, – звенящим от ярости голосом предложила Лада. – Ты хоть понимаешь, сволочь, сколько людей под удар поставил? Они тебе поверили, они тебя поддержали, они свой бизнес строили в расчете на то, что ты минимум лет десять продержишься. Они тебе во всем помогли, а ты? Ты каким местом думал, когда этого извращенца к себе в замы брал?
– Да моя дура мне весь мозг выела, с утра до вечера мне нервы мотала, вот я и… – лепетал Гришин.
– А ко мне ты прийти не мог?! – в голос заорала Лада. – Я бы ее быстро вразумила! Я бы ее так вразумила, что она до конца жизни открывала бы свой поганый рот только для того, чтобы есть!
– Интересно, как бы я выглядел? – буркнул он. – Генерал полиции со своей женой справиться не может.
– А сейчас как ты выглядишь в обосранных штанах? Лучше? – язвительно поинтересовалась она и взмолилась: – Господи! С кем приходится работать! Ну куда же на Руси нормальные мужики делись? Не могли же они все вымереть?
Хотела я ей сказать, что нормальные мужики наверх не пробиваются именно потому, что они нормальные, что у них есть честь и совесть, но промолчала – ей и так несладко.
– Виталий! Ты понимаешь, что, если эта запись будет обнародована, ты отставкой не отделаешься? Тут уже и погоны полетят, и пенсия медным тазом накроется. И никто палец о палец не ударит, чтобы тебе помочь. Так что пока, – выделила она, – ты еще начальник управления, поднимай всех в ружье…
– Не поможет, – перебила ее я.
– Таня, ты что-то знаешь? – спросила она.
– Значит, это и есть та самая Иванова, которая посоветовала мне за собой собственное дерьмо убрать? – спросил Гришин таким тоном, что я поняла – врага я себе нажила смертельного, поэтому терять было нечего, и я ответила:
– Ну если вам нравится сидеть в нем по уши, дело ваше – о вкусах не спорят.
– Виталий! Ты сюда скандалить пришел? – рявкнула на него Полянская и потребовала: – Таня! Говори!
– Придется второй раз читать лекцию о том, что такое поселок Силикатный.
– Там одни бандиты живут, – буркнул Гришин.
– Самый спокойный район, – одновременно с ним сказал Ильин.
– И вы оба правы. Он бандитский, потому что они там живут, и спокойный, потому что там, где живут, не гадят. Полиция там существует для галочки, а фактически порядок поддерживает местная служба безопасности. Лада, прогоните запись немного назад, там, где дверь в камеру пыток только открылась, – попросила я и, когда она это сделала, сказала: – А теперь по персоналиям. Подвешенный мужчина – это Иван, брат Геворкяна. Женщина в углу – это биологическая мать Сергея, потому что Луиза не могла иметь детей. – Полянская вскинулась и уставилась на меня во все глаза, а я в подтверждение своих слов ей еще и покивала. – Познакомились мать с сыном недавно, но отношения у них прекрасные. Она его никогда из виду не выпускала и всячески помогала, а сейчас, когда он попал в беду, она за него кому угодно горло порвет. И возможности у нее для этого есть, потому что она на Силикатном в большом авторитете. Мужчина, который ее своим телом закрывал, – ее муж, начальник службы безопасности поселка. А теперь самое главное. Старик в углу – легендарный «медвежатник» Михеич, вор в законе, который сейфы, как орехи, щелкал. Он сейчас на покое, но короны его никто не лишал. Если только эта запись будет обнародована и люди узнают, что менты по беспределу забили насмерть вора в законе, то ответка уголовников будет кровавой, потому что месть за такое – святое дело! Или вы думаете, тот робот просто так выделил слова «с комментариями»? Тут уж рванет не только в Тарасовской области. Как вы думаете, почему Михайлов приказал отвезти этих четверых в седьмой райотдел? И если бы мне не удалось сбежать, то и я
